Дом у озера - Кейт Мортон (2016)

Боевая психическая травма… Сэди прокручивала в памяти разговор с Марго Синклэр, пока шла к машине. Конечно, нет ничего удивительного в том, что Энтони Эдевейн перенес психическую травму, в конце концов, он несколько лет воевал во Франции. Странно, что до сих пор об этом нигде не упоминалось. Скрывали? Тогда почему посвятили в тайну Роуз Уотерс? Впрочем, как сказала Марго, может, все было проще: юная няня узнала знакомые симптомы, на которые другие не обратили внимания. Сэди не знала, имеет ли это значение, или она хватается за соломинку. Хотелось кому-нибудь позвонить – Клайву, Аластеру, Берти – и посоветоваться, но, как выяснилось, мобильник разрядился. В коттедже Берти связи практически не было, и Сэди перестала заряжать телефон.

Прозвенел звонок, школьники снова отправились на занятия; Сэди наблюдала за ними в окно машины. Шарлотта Сазерленд тоже ходит в школу вроде этой. На фотографии, которая лежала в конверте, Шарлотта была в красивой школьной форме с изящной вышитой эмблемой, символизирующей достижения школы. Достижений было много. Конечно, в форму входило и твидовое пальто, и стильный берет для холодных месяцев. Сэди выругала себя за эгоизм. Приятно думать, что Шарлотта учится в престижной школе. Разве Сэди мучилась не для того, чтобы дочь получила все, чего сама Сэди никогда не смогла бы ей дать?

Лучше не думать о Шарлотте. Письмо вернулось отправителю, адресат выбыл; надо вести себя так, будто ничего не получала. Сэди отогнала мысли о дочери и стала искать выезд из Оксфорда, а когда выехала на трассу М40, ведущую к Лондону, еще раз прокрутила в памяти встречу с Марго Синклэр, обдумывая новые факты – отличные рекомендации Роуз, денежное вознаграждение, – прикидывая, что они могут означать. Еще ее немного беспокоил вопрос, изменила ли положение вещей психическая травма Энтони Эдевейна, и если да, то как.

Глава 20

Лондон, 1931 г.

Элеонор позволила себе выпить чаю в кафе универмага «Либерти». Прием у врача закончился раньше, чем она ожидала; до поезда, отходящего с вокзала Паддингтон, оставалось два часа. Элеонор стояла на углу, где Харли-стрит встречается с Мэрилебон-роуд, и глядела, как серые облака рассыпаются на серые здания, пока не решила, что надо бы поднять настроение. Она остановила такси и вот теперь сидит здесь, в кафе. Элеонор размешала изящной ложечкой молоко, задумчиво постучала по краю чашки из тонкого фарфора. Встретилась глазами с хорошо одетым мужчиной за соседним столиком, но не ответила на его вежливую улыбку.

Глупо было надеяться. Нет хуже дурака, чем старый дурак. Энтони оказался прав: доктор не смог предложить ничего нового, все та же пустая болтовня. Иногда Элеонор задавалась вопросом, умирает ли когда-нибудь надежда или, что еще лучше, можно ли ее убить? Насколько было бы легче, если бы от нее можно было отделаться так же легко, как щелкнуть выключателем! Увы, похоже, проблеск надежды всегда маячит вдали, однако, как ни старайся, его не догнать.

Еще не успев додумать эту мысль, Элеонор поняла, что ошибается. Надежду Энтони потерял. И не на полях сражений во Франции, а скорее всего, в какой-то момент послевоенного десятилетия. Это еще одна причина, почему нельзя опускать руки. Она сама виновата – недоглядела, мало уделяла ему внимания.

За окном пошел дождь, и Лондон окрасился в аспидный цвет. На улицах блестели темные лужи, река черных зонтов колыхалась над спешащими людьми. В дождь они двигаются быстрее, на их лицах решительное выражение, глаза устремлены к цели. Снаружи было так много торопливой целеустремленности, что Элеонор вдруг охватило изнеможение. В тепле кафе, вялая и бездеятельная, она чувствовала себя обломком кораблекрушения в море решимости, которое грозило ее поглотить. Элеонор никогда не умела убивать время. Надо было взять с собой книгу. Надо было взять с собой мужа.

Элеонор ожидала, что Энтони откажется ехать в Лондон, однако его ярость застала ее врасплох.