Театральная площадь - Валерия Вербинина (2018)

— Ах, какие мерзавцы… — простонал Евгений Львович. И, прижимая к себе скрипку, поплелся сквозь метель домой. Неполученные талоны в распределитель пеплом стучали в его сердце.

Что же касается того, кто называл себя Иваном Ивановичем, то он какое-то время расхаживал по комнате, о чем-то размышляя, затем снял трубку телефона и набрал номер, который, по-видимому, был хорошо ему знаком.

— Говорит капитан Смирнов. Ильин, ты? Вот что, я сейчас приеду. Срочно найди мне досье на Бутурлина… Да, на генерала. Я в курсе, что умер… Мне плевать, что уже поздно. Чтобы досье было на моем столе, а если начнут артачиться, сядут в одну камеру с Анатолием… Да, так им и передай.

Он повесил трубку, накинул шинель, надел фуражку, вышел из комнаты и быстрее молнии сбежал по лестнице.

Глава 14. Театр и кино

— Наташа, вы опоздали на одну минуту, и я сделал большую глупость.

— Хорошо, что я не опоздала на две минуты.

Из фильма «Солистка балета» (1947)

Опалин пробудился рано утром, в тот блаженный и непрочный час, когда в соседских комнатах еще молчит радио, и все обитатели коммуналки от мала до велика наслаждаются заслуженным отдыхом. Некоторое время он находился в той зыбкой области между сном и явью, где контуры реальности еще нечетки, а воображаемое уже слабеет и теряет свою силу. В полудреме Иван вспомнил улыбку Маши, ее глаза, потом на смену ей явился хмурый Твердовский, а затем подоспел и инженер Демьянов, плешивый и положительный, который утирал слезы платочком, говоря о пропавшей жене. Образ Маши вдруг как-то потускнел, и окончательно его стерло другое воспоминание — о темном переулке за Большим театром, где огонь горящей спички освещал мертвенно-бледное лицо убитого юноши.

Иван повернулся на кровати и уставился в потолок, который маячил где-то высоко над ним смутным пятном. Опалин был недоволен, потому что его не покидало ощущение, что дела разваливаются, а преступники ускользают у него из рук. Инженер упорно не сознавался в убийстве, а визит в театр, на который сыщик так самонадеянно отважился, ничем ему не помог. Эх, посоветоваться бы с Терентием Ивановичем Филимоновым, который служил еще в царское время и мог много чего подсказать, основываясь на своем опыте! Но Терентия Ивановича Твердовский отправил за тысячи километров от Москвы, взвалив на него головоломное дело, которое не могла раскрыть местная милиция. Впрочем, и сам Иван, и кое-кто из его коллег подозревали, что Твердовский таким образом пытается выгородить Филимонова, к которому в последнее время стали слишком часто цепляться именно из-за его работы при царе, — а в 1936 году такие придирки вполне могли обернуться арестом, который тогда не сулил ничего хорошего.

«Надо будет позвонить, — подумал Опалин, закрывая глаза. — 1-51-33… И Маше…»

На работе утром пришлось выезжать всей опербригадой на место двойного убийства, которое, к счастью, удалось раскрыть по горячим следам. Вернувшись на Петровку, Опалин позвонил коменданту и предупредил его о том, что отправляет в театр трех своих подчиненных.

Повесив трубку, он сказал Казачинскому, Петровичу и Завалинке:

— Допросите служащих и артистов под протокол, а еще — найдите вахтера Благушина. В деталях расспросите его о ночи с шестнадцатого на семнадцатое число: где был, что видел, кто куда ходил. Теперь вот что: костюм, в котором я видел Виноградова, наверняка должен быть где-то учтен. Вы отправитесь в пошивочный цех, к костюмерам, короче, к тем, кто занимается костюмами, и выясните, пропал ли костюм или он находится на месте. Мне не нравится, что одежда, в которой молодой человек пришел в театр, исчезла, и я не удивлюсь, если окажется, что костюм Виноградова волшебным образом вдруг где-то обнаружится. Если это так, изымайте костюм как улику и приобщайте к вещдокам. И помните: вы просто делаете свое дело, скучную бумажную работу. Никаких угроз, ничего, что могло бы их насторожить. Это понятно?