Театральная площадь - Валерия Вербинина (2018)

— Я задержался в театре… — начал скрипач, облизывая губы.

— В другой раз постарайтесь прийти вовремя. — Незнакомец явно не был настроен слушать его извинения. — Присаживайтесь, товарищ Холодковский.

Евгений Львович сел на свободный стул, на колени положил футляр со скрипкой, подумал, снял свою шапку пирожком, отряхнул ее и водрузил поверх футляра.

— Ну, чем вы нас порадуете сегодня? — спросил человек с петлицами.

— Простите, товарищ… — начал скрипач, конфузливо улыбаясь. — Я не расслышал, как вас зовут.

— А я и не говорил, — отрубил товарищ. — Зовите меня Иван Иванович. Ну?

Скрипач растерянно моргнул, но, поняв, что спорить бесполезно, поторопился изобразить на лице улыбку, которая, впрочем, вышла немного растерянной.

— Я нашел в театре еще одну контрреволюционно настроенную личность, — бойко заговорил скрипач. — Это Николай Михайлович Чехардин, наш арфист. Мне он уже давно казался подозрительным. Правда, он всячески уклонялся от разговоров на политические темы, но я всегда чуял, что он скрытый троцкист. И вот сегодня…

Иван Иванович зевнул.

— Сегодня он дал тебе по морде, — грубо оборвал он излияния скрипача. — Прямо в театре. Что, бабу не поделили? А?

Скрипач открыл рот. Он был готов поклясться, что никто, ни один человек, не видел, как арфист дал ему пощечину. И вот, не угодно ли, его собеседник уже осведомлен о том, что было всего несколько часов тому назад, хоть и сделал слишком поспешные выводы по поводу причин происшедшего.

— Иван Иванович, я… Позвольте мне объяснить. Я, так сказать, выработал свою манеру… Я говорю о том, о чем другие предпочитают молчать. Но я-то знаю, что у них на уме… вызываю их на откровенность, так сказать… И таким образом я уже помог вам… то есть вашему ведомству… помог выявить разных… контрреволюционно настроенных…

Тут Евгений Львович увидел устремленные на него злые глаза, и окончание фразы замерло у него на губах.

— Грубо работаешь, — сказал Иван Иванович с жалостью, которая чересчур уж смахивала на презрение.

— Ну… я стараюсь…

Скрипач лихорадочно размышлял, какую линию поведения выбрать, чтобы она расположила к себе его неприятного и, как понимал Евгений Львович, опасного собеседника, но пока выходило так, что он раздражал Ивана Ивановича все сильнее и сильнее.

— Вы, товарищ, зря думаете, что я наговариваю из-за личных причин… Чехардин догадался, что я все говорю не просто так… Потому он меня и ударил.

— Если бы он догадался, в жизни бы он тебя не тронул. — Иван Иванович усмехнулся. — По-моему, ты мне врешь.

Евгений Львович растерялся.

— Я… что вы… как я могу!

— Тогда расскажи мне что-нибудь поинтереснее. Кто тебе в морду дал и за что — это твое личное дело, и нечего нас в него мешать. Ну?

Скрипач попытался собраться с мыслями.

— Зять дирижера, наш новый тромбонист… Я выяснил, что у него брат — фотограф. То есть важно не это, а то, что он занимается изготовлением порнографических снимков… Он приглашал позировать девушек из кордебалета и кое-кого из хора. Вот…

Иван Иванович, не отвечая, постукивал пальцами по столу.

— Откуда такая информация? — наконец спросил он.

Евгений Львович, потея от усердия, ответил, что он услышал это в балетной канцелярии, от Вари Пашковской, а Маша Арклина сказала, что, должно быть, кто-то копает под дирижера, потому что многие хотели бы видеть его директором, а Дарский и его люди не прочь от него избавиться.

— Пашковская, Пашковская, — пробурчал человек в пенсне, притворяясь, что вспоминает, — это не дворянская ли фамилия?

— Нет, что вы! У нее до сих пор родственники в деревне живут, а отец ее переписывал ноты для театра… Я лично его знал.

— А отец Арклиной чем занимался?