Молочные зубы - Зои Стейдж (2019)

– Я стараюсь. Думаю, сегодня у меня получилось лучше. Плюс Беатрикс. Да и школа поможет.

«Тисдейл» здесь точно не поможет. Надо будет прибегнуть к помощи Мари-Анн и активизировать игру против мамы. А дома им будет легче на пару портить ей жизнь. Надо придумать что-нибудь достаточно мерзкое для того, чтобы ее выгнали из школы для плохих детей. Убийство Ночного Бормотунчика отзывалось такой болью, будто ее сердце сунули в блендер. Мама должна знать, что это такое.

– Мне Беатрикс нравится, – сказал папа.

– Мне тоже.

Они поцеловались. Чмоки-чмоки. Потом мама ушла, а папа скользнул рядом с ней в кровать. Ей хотелось – прямо до жути – не спать, побыть с ним и обдумать все, что надо. Но сон, этот жадный вор, украл ее и унес во мрак.

* * *

В следующую пару дней была только школа и ничего, кроме школы. Комната-прыгалка, когда в ней находились другие: дети-мутанты и похожие на клоунов взрослые с нарисованными улыбками, – казалась не такой веселой. Ханне не нравилось торчать в классах, где все поверхности были слишком жесткие, а ей самой приходилось все время сидеть. Она не понимала, почему от нее требовали быть роботом и в течение бесконечных часов следовать скучному распорядку злого учителя, даже более строгому, чем завела дома мама. Она хотела сама составлять расписание, решать, где и когда ей находиться. Мысль о том, что дети всегда сидят в одинаковых помещениях, за одинаковыми столами и выполняют одинаковые задания, как и было в школе, подразумевала, что все они вырастут одинаковыми.

Настоящим открытием для нее стала Спокойная комната. Вообще-то, она предназначалась для наказания и представляла собой место, куда детей отправляли, чтобы «подумать». Ханна пыталась сидеть словно статуя, не двигаясь и никому не отвечая, но когда стала всех игнорировать, это никому не понравилось: роботам полагается следовать приказам, а не изображать из себя мертвецов. Но порой она заходила слишком далеко, бросаясь в другую крайность: начинала прыгать, махать руками и издавать разные звуки. А когда не могла успокоиться, ее уводили в Спокойную комнату, которую она считала не наказанием, а наградой. Ей разрешали посидеть на больших подушках и почитать книгу. Обычно с ней оставался кто-то из воспитательниц, но время от времени они куда-то убегали, и она выкраивала минутку, чтобы побыть наедине с собой. Поэтому старалась устраивать подобные сцены как минимум два-три раза в день.

Большинство попыток Ханны всех игнорировать и держаться на расстоянии не производило особого впечатления на мисс Этвуд и остальной тупоголовый персонал. Другие ученики тоже издавали звуки, никак не способствующие сохранению дисциплины. Один мальчик пользовался голосом только для того, чтобы выть полицейской сиреной. Другая девочка любила подражать животным и издавать звуки, выходившие далеко за пределы лая: квакать, мычать, фыркать и трубить как слон. Ханна понятия не имела, что сделать, чтобы ее выгнали. Может, что-нибудь придумает Мари-Анн.

С мамой тоже возникли проблемы. Ханна увидела у нее на предплечье небольшой розовый синяк, в том месте, где иголка высосала из нее кровь. Надеясь причинить боль, она надавила на него, но мама лишь ударила ее по руке.

За ужином она рассказала папе, что доктора не нашли в ее крови ничего опасного.

– О воспалении речь не идет, это хорошая новость.

– Значит, уколы по-прежнему действуют?

– Доктор Стефански сказал, что я быстро иду на поправку и внешне все просто замечательно. Ни он, ни я даже не догадываемся, почему больше не помогает «Имодиум». Я сказала, что пережила небольшой стресс, может, причина в нем. Но нужно попробовать другие препараты – он выписал мне «Ломотил». Я уже купила его, перед тем как заехать за Ханной.

Она положила на язык таблетку и проглотила ее.

– Можно экспериментировать с дозой, но помогает это лекарство или нет, я буду знать уже очень скоро.