Молочные зубы - Зои Стейдж (2019)

Сюзетта заговорила слащавым голосом и копнула глубже.

– Я знаю: папа хочет, чтобы Ханна была хорошей девочкой, которая ходит в школу и растет нормальным человеком, хочет гордиться ее достижениями. И когда эта девочка не желает ничего делать – раскрашивать картинки, писать истории или произнести хотя бы слово любимому человеку, – ему становится тяжело. Тот факт, что Ханна говорит со мной, а не с ним, ранит его чувства.

Ханна оскалила зубы, зарычала и ударила ногами в переднее сиденье.

– Папа убеждает себя, что Ханна – все еще маленькая девочка, ребенок. Засевший у него в голове образ дочери, занимающейся за столом, – в трехлетнем возрасте, когда мы еще думали, что все может быть хорошо, – безнадежно устарел. От Ханны сплошные разочарования! Что же до тебя, Мари-Анн, то от тебя ей никакой помощи. Если бы Ханна действительно была настолько умна, как я полагаю, она бы рассталась с тобой.

Ханна лупила в пассажирское сиденье ногами, обутыми в туфельки с перемычкой. Сюзетта молчала, с удовольствием осознавая, что дочь тоже можно спровоцировать, тем более что сиденье обеспечивало безобидный выход ее агрессии. Может, вспышками гнева девочки можно манипулировать и Сюзетта сумеет показать Алексу ее истинное «я».

* * *

Время от времени она подходила к стеклянной стене, посмотреть, как там дочь. Вернувшись домой, Ханна вышла в сад и теперь без конца играла с обручем. То катила его по двору, то исследовала его способность отскаивать и била им о землю под разными углами. Потом зашвыривала на тонкие ветки и ждала, когда он упадет вниз.

Сюзетта помнила, как одиноко ей было в детстве. Она очень хотела сестру, человечка, с которым можно было бы играть и который понимал бы, что приходится терпеть дочери женщины, подверженной депрессиям. В возрасте Ханны она придумала себе альтер эго и назвала его Даниэль. Начиная какую-нибудь настольную игру за запертой дверью своей комнаты, она ходила красными за себя и синими – за Даниэль, перебегая от одного конца доски к другому и делая вид, что не одна. О господи. Когда о себе заявляло сочувствие, она не могла с ним справиться.

Сюзетта приоткрыла дверь. Сложив на груди руки, чуть высунулась наружу – только голова и плечо, – готовая тут же юркнуть обратно, если почувствует хоть малейшую угрозу.

– Если хочешь, можем поиграть вместе: ты будешь бросать, а я – ловить.

Ханна продолжала играть сама с собой.

– Если хочешь, я надую большой мяч, которым играют на пляже.

Из всех игрушек, которые она могла предложить дочери, эта представлялась самой безопасной. Чего-чего, а получить в лицо обручем от девочки она не хотела.

Ханна неожиданно остановилась. Бросила на мать сердитый взгляд и с нарочитым видом почесала нос средним пальцем.

– Ну, как знаешь.

Сюзетта нырнула обратно и закрыла дверь.

Представить, как они будут вечером ужинать за столом, делая вид, что все хорошо, ей было трудно. Если Алекс все еще злится, то их непринужденная болтовня может сократиться до обмена отрывочными фразами. Ханна будет сидеть рядом, смотреть на них и пытаться понять, что означает та или иная ремарка. Сколько всего ее юный ум неправильно истолковал? Наблюдать, впитывать информацию. Искажать ее, извращать. Делать выводы обо всем, что они делали. Но Сюзетта ничего не могла с этим поделать и поэтому взялась готовить ужин. С животом стало получше, ей захотелось картофельного пюре. Если почистить и порезать клубни, это поможет успокоиться. И хотя Алексу не стоило убегать, после тренировки он, возможно, почувствует себя лучше. Может, потом у них получится обсудить варианты и при этом он не бросится защищать Ханну, не выскочит из комнаты.

* * *