Молочные зубы - Зои Стейдж (2019)

Сюзетта чуть не расхохоталась. Алекс не опасался за жизнь матери, не боялся, что дочь причинит вред своей фармор. Он уяснил одну важную истину, хотя и никогда в этом не признался бы: Ханна метила в конкретную цель. Зачем ему тогда было делать вид, что он боится?

– Мы со всем этим разберемся. Помнишь, всего пару дней назад ты говорил мне не бояться ее?

– С тех пор многое изменилось. Разве ты не напугана?

Она не хотела признаваться, какое испытала облегчение оттого, что теперь все наконец прояснилось. Неопровержимые доказательства. И муж, пусть даже не до конца, но встал на ее сторону. Может, надо было начать рассказывать ему обо всем раньше или хотя бы более настойчиво указывать на подозрительную разницу, с которой Ханна к ним всегда относилась. Однако ее по-прежнему преследовала мысль, что вина за дочь, вышедшую из-под контроля, лежит на ней. Не мать, а глупая, бездарная тряпичная кукла. Ей никогда не хотелось, чтобы Алекс считал ее слабой, лишенной стержня, который должен быть у любой матери. Но, может… она не одна была бесхребетной и не заслуживала доверия. Почему ни один из них не встал и не потребовал от Ханны большего? Неужели их иллюзия семьи оказалась такой хрупкой, что они даже не смогли ничего противопоставить призраку несовершенства? Вполне возможно, что теперь лед тронулся, развитие семьи пойдет по другому пути и всем станет лучше.

– Немного. Но мы все равно должны верить… Она пытается нам что-то сказать.

Я тебя ненавижу. Хотя это, вероятно, был совсем не посыл. Она допускала, что у Ханны в душе была какая-то заноза, которую туда неумышленно вонзила Сюзетта. В чем именно она заключалась, девочка сказать не могла. Если ее найти, идентифицировать и вырвать, Ханна освободится от этого гнета, перестанет замыкаться в себе, корчиться от внутренней боли, и перед ней откроется более светлое будущее.

Снизошедшее на нее спокойствие казалось иррациональным. Пережив нападение дочери, она словно стала неуязвимой. И произошедшее не только не разрубило пуповину, связывавшую ее с Ханной, но, напротив, укрепило ее. Они были воюющими сторонами, двумя частями одного целого, и для Сюзетты крайним средством в этой борьбе было сострадание.

– Ханна уже несколько часов одна. Я даже не знаю, ела она или нет. С тобой, Алекс, она ведет себя как ангел.

Он кивнул, но руки ее все же не выпустил.

– Когда-то я осуждал отца за то, что он такой невнимательный. Мы с мамой не раз шутили по поводу того, что будет, если переставить мебель, зная, что он обязательно во что-нибудь врежется, даже не заметив никаких перемен.

– Но ты ведь не такой, ты постоянно с нами.

– С вами-то с вами, но только не до конца. Наполовину здесь, наполовину где-то еще. Вроде бы все вижу, но не все понимаю. Вечно думаю о чем-то другом: о проектах, о том, что надо сделать. Замечаю, когда плохо работает машина, но беспечно прохожу мимо проблем в семье.

– Не казни себя.

Она прижалась к нему ближе, и Алекс прислонился к ней лбом.

– Как же я тебя люблю, – сказал он. – Помнишь, ты как-то спросила, движемся ли мы вперед как семья? Честно говоря, я пытался заполнять любовью к Ханне пробелы в наших с тобой отношениях, которые время от времени чувствовал. Нет, ты от меня не отдалялась, но… Она все время напирает. И я согласился, потому что она ребенок, и наша обязанность – ставить на первое место ее. Но может случиться так, что она толкает нас в…

Договаривать он не стал. За него это сделала Сюзетта.

– …в разных направлениях.

Жена обхватила его руками за шею, уткнулась лицом в грудь и зарыдала. Он впервые позволил себе намек на то, что Ханна встала между ними.

– Все будет хорошо, – сказала она.

И сила в руках Алекса ее убедила: если они еще вместе, не все потеряно.

ХАННА