Мама отдернула руку, которая могла пострадать, а другую инстинктивно положила дочери на лоб, не подпуская ее к себе.

– Кусаться нельзя! Ты прекрасно это знаешь!

Ханна щелкнула зубами, но схватила только воздух и отчаянно завертела головой, пытаясь преодолеть сопротивление руки, которую мать выставила в защиту.

– Прекрати!

Из горла девочки вырывалось утробное рычание: яростный, грозный хрип. Ханна схватила Сюзетту за руку, применив новую тактику, чтобы подобраться ближе и укусить.

Мать отпрыгнула в сторону и замахала руками, пытаясь отогнать ее, как назойливую муху.

– Ханна! Ах ты, гребаная маленькая…

Сюзетта чувствовала себя достаточно сильной для того, чтобы в случае необходимости ее одолеть. Но боялась ошибиться и того, что дочери все же удастся вонзить в нее свои зубы. Ей вспомнилась гулявшая по Интернету страшилка о какой-то женщине и ее собаке. Однажды вечером дама перебрала спиртного и отрубилась, а пес, взявшись облизывать ее, чтобы разбудить, разволновался и не смог остановиться. Женщина лежала без сознания, а он все лизал ее и лизал. Вскоре ее кожа стала шершавой, а на носу выступила кровь, от которой животное возбудилось и в итоге обглодало ей лицо.

Она будто наяву чувствовала, как зубы Ханны вгрызаются ей в кожу и вырывают длинную окровавленную полоску плоти. Девочка-собака напирала на нее, а она пятилась, отбиваясь руками.

– Прекрати! – снова и снова кричала Сюзетта. – Рано или поздно ты окажешься в вонючем сумасшедшем доме! Тебе этого хочется?

Девочка-собака исчезла так же молниеносно, как и появилась. Сюзетта старалась унять сбивчивое, сдавленное от слез дыхание. Сердце в груди могло в любой момент остановиться. С языка готово было сорваться слово «ненавижу», хотя вслух она его так и не произнесла.

– Почему ты со мной так поступаешь?

Хрупкие плечи дочери опали, голова немного склонилась направо, и лицо приняло чуть ли не грустное выражение.

– Je suis Marie-Anne. Je m’appelle Marie-Anne![21]

В голосе девочки, умолявшем ее понять, была бездна отчаяния. К тому же Сюзетте показалось, что она говорила с идеальным французским произношением. Но что она могла знать, кроме нескольких слов из компьютерной игры, в которую отказывалась играть? Немыслимо.

Они несколько мгновений противостояли друг другу, пока Сюзетта не схватила дочь за руку. Потом с силой ее сжала и потащила вниз по лестнице. Ханна пыталась вырваться, хваталась за державшие ее мертвой хваткой мамины пальцы, но та отстаивала свое превосходство в силе и весе.

Вниз по ступенькам. Через гостиную. Сюзетта открыла дверь, ведущую в их огороженный сад, и практически вышвырнула девочку наружу.

– Иди играй!

Потом захлопнула створку и закрыла замок. Ханна злобно глянула на нее через стекло, дернула дверь и убедилась, что ее не открыть. Но ничуть не расстроилась, уперла руки в бока и вышла во двор, словно королева Мне-Все-Нипочем.

Сюзетта сделала несколько судорожных вдохов с видом быка, раздумывающего, не броситься ли в атаку. Потом щелкнула замком и высунула наружу голову.

– Я не спущу с тебя глаз! А с минуты на минуту домой вернется папа!

Ханна повернулась, окинула ее взглядом, пожала плечами и направилась к тайнику с игрушками, которые хранились в ящике рядом с домом. Сюзетта вновь закрыла дверь и заперла ее на замок.

Она могла убить Ханну.

Нет, не могла.

Могла.

Никогда.

Могла бы.