Новая Ты - Кэролайн Кепнес (2019)

Когда мы подходим к моему – ее – нашему дому, оказывается, что входную дверь поменяли.

– Кто-то разбил старую. – Она пожимает плечами.

Входим в подъезд, и Дилайла набрасывается на меня прямо у почтовых ящиков, лезет в штаны и шепчет:

– Возьми меня.

Я отпираю дверь в квартиру, она рвет с меня рубашку (недешевую, кстати) и стаскивает свое платье. Мы сношаемся, как дикие звери. Похоть и ярость. Мне интересно, где у нее границы, и в то же время насрать на них, главное – выбить к чертям всякую любовь из головы. Я рву ее волосы, кусаю соски, бью по заднице, она царапает мне спину. Добро пожаловать в Голливуд, детка! В Малибу никто не злится и так не трахается.

Дилайла лижет мне яйца. Она не обманывает меня, как Лав, которую снимут в кино, хотя она даже не актриса; ее позвали на главную роль, хотя она не прошла пробы, не подрабатывала ассистенткой, не пробивалась из низов, не завидовала звездам, дефилирующим по красным дорожкам, не таскалась по мастер-классам и не оттачивала мастерство.

– Как провела лето? – интересуюсь я.

– Обычно. В Эл-Эй его не замечаешь. Разве что выберешься на какую-нибудь вечеринку на пляже. Только толку-то…

Жалуется мне, что за лето совсем не отдохнула. Это ложь. Я вижу, как она изменилась: стала тише, спокойнее, уравновешеннее, будто кошка, которую стерилизовали. Собственное ночное шоу утихомирило ее амбиции. Голод отступил.

Мы лежим в кровати и пялимся на потолок в декоративной штукатурке. Совсем недавно он дико меня бесил, казавшись воплощенной метафорой непреодолимого барьера на пути к лучшей жизни. Теперь все изменилось. Я и забыл, как приятно жить в границах. Вот они, близкие, осязаемые – мои. Здесь я хозяин – можно не благодарить за все подряд как заведенный и не переживать, что я случайно съем чей-то йогурт.

– Я голоден.

– Закажем пиццу? – предлагает Дилайла.

Нет. Ныряю под простыню и целую ее в бедро, двигаюсь выше, лижу, кусаю, посасываю. Она сжимает мои волосы. Я вознаграждаю ее, и она принимает ласку с благодарностью. Выкрикивает мое имя, дрожит всем телом, стонет, будто смеется и плачет одновременно. Воет, как дикий зверь. Ликует, как ребенок, нашедший афикоман[11] на пасхальной трапезе. Я – ее приз, ее Майло. Она восхищается мной и говорит, какой я сильный и горячий и как она скучала по мне. Про мать больше не заикается, отношений не предлагает и не хватается за член, как проигравшийся неудачник за рычаг «однорукого бандита». Кое-чему ее жизнь все-таки научила, например, что секс – это просто секс.

Заказываем жареную курицу с картошкой фри и включаем «Ханну и ее сестер». Я плачу́ курьеру и держу пульт от телевизора. Нам не нужен кинозал и океан за окном – достаточно телика, дивана и моего члена.

– Расскажи, как там? – ластится Дилайла.

– Где?

– У Квиннов. Я их особняк только на фотках видела. Там правда боулинг есть?

У меня кусок застревает в горле. Что за фигня? Вместо того чтобы млеть от блаженства и мечтать о совместном будущем, она вынюхивает и выспрашивает, как гребаный репортер. Еще и сидит так по-дурацки, будто йогой занимаемся или строит из себя Молли Рингоулд в «Клубе “Завтрак”».