Картина маслом - Андрей Ильин (2018)

Пулеметная строчка метнулась в их сторону. Девушка мотнула головой, получив пулю в висок. Рухнула уже мертвая.

Но лошади, лошади!..

Ах ты, дьявол! Гражданский подхватил повисшие уздечки, повел, побежал с лошадьми к лесу.

Партизаны залегли, спокойно, деловито шарят прицелами по противоположному берегу, высматривая пулемет. Убитых не считают и внимания на них не обращают. Всё как на войне!

Пулеметчик затих. Взял тайм-аут, чтобы не обнаружить себя. А караван и груз уходят! Что делать? Что?!

А если метнуться к погибшему партизану и… Проползти десять метров по ложбинке, вжимаясь в землю, как камбала в дно, потому как мелкая она. Вот он — лежит бедолага. Винтовка рядом. Оглянуться на партизан. Ткнуть пальцев в тот берег. Показать на труп. Поняли. Ай, умницы!

Подлезть, подсунуться под горячее еще тело. Дотянуться до винтовки, ткнуть ее вперед и выстрелить! Не прицельно, лишь бы шумнуть. И пошевелиться, телом подвигать. Как-будто живой партизан, как будто стреляет. За подбородок схватить, голову приподнять. Мертвую!

Ну что, купится пулеметчик на эту приманку?

Застучала очередь. Несколько пуль смачно шмякнули в мертвую плоть. Раскололи голову так, что брызнуло во все стороны.

Наплевать! Лишь бы… Еще пошевелиться. Живой я, живой, несмотря ни на что. Пальнуть из винтовки. Приподняться. Пуля в спину. И еще одна. И тут же выстрел со стороны партизан. Тишина. Пулеметчик убит или ранен?

Не думать, не гадать — некогда. Если что, ребята прикроют! Вскочить на ноги побежать к лошадям. Но если ошибся, если они промахнулись, то сейчас очередь поперек груди. Ты и не услышишь!

Но нет, молчит пулемет. Круп лошади уже там, в густолесье. Быстрей, быстрей. А если он вооружен? Всё равно…

Лес. Топот копыт… Выстрел!

Вот тебе и гражданский! Упасть, откатиться. Выстрелить несколько раз. Не в него — над ним, потому что он нужен живым и по возможности здоровым!

Ответные выстрелы. Стреляет часто — нет, все-таки гражданский!

Отползти, тихо отодвигая ветки… Бросить в сторону сучок — там я, там!

Торопливые выстрелы.

Сколько у него патронов осталось? Хотя в современном оружии патроны считать безнадежно. Надо рисковать. Кинуть ветку… Проползти три шага. Еще… Вон он, испуганно крутит головой, палит во всё, что не шевелится. Зайти с другой стороны. Кинуть еще веточку.

Бах! Бах! Бах! Клацнул пустой затвор… Надобно обойму менять. А мы умеем? Надо же — умеем! Суем в рукоять, но торопимся, спешим, не попадаем. Как на первом любовном свидании.

Что же ты неумеючи поперёд батьки в пекло полез?

Подойти спокойно, без топота и хруста веток под подошвой. Встать за спиной. Похлопать по плечу по-приятельски.

Вскинулся, подпрыгнул, повернулся, глаза бешеные, готов сражаться со всеми и убивать дивизиями. А обойма-то в руке…

— Ну, здравствуй, незнакомец…

Хлопнуть слегка по руке, чтобы пистолетик выронил. И по лбу, чтобы оружием не баловался.

Эх… Ну куда же тебя занесло, парень? И главное, зачем?

* * *

Партизаны стояли ровной шеренгой. Хотя их было только двое. Двое выживших. Застегнуты на все пуговицы, винтовки приставлены прикладами к каблукам, лица строгие. Перед ними два холмика. На холмиках береты с какими-то эмблемами.

В могилах их товарищи по оружию. Их друзья. Один что-то сказал. Что — не понять. Но пару слов можно узнать: camarada, el imperialismo, la victoria. Товарищ… империализм… победа!

Нет, все-таки они не просто партизаны, которые умеют держать в руках оружие, они революционеры! И неважно, где погибли их товарищи, они погибли за Революцию. Сюда их послал командир. Еl comandante!

Замолчали, подняли сжатые кулаки. Вскинули винтовки для прощального салюта, но не выстрелили, потому что у себя на родине не стреляют, когда хоронят друзей. Чтобы враг не услышал их.

Опустили винтовки. Повернулись. Что-то сказали на незнакомом языке, но понятно: