Мертвый город - Камилла Стен (2019)

Пройдя между двумя похожими как две капли воды домами, мы выходим на следующую улицу. Зеленая бабушкина дверь сразу бросается мне в глаза. Она по-прежнему слегка приоткрыта после того, как Роберт чуть ли не силком тащил меня через нее наружу.

– Там, – говорю я Роберту и Максу.

Все вокруг выглядит точно так же, как и вчера.

Неужели мы совсем недавно были здесь? День назад… День и ночь…

Я прижимаюсь к стене, пропуская Макса и Роберта с Туне, и закрываю за ними дверь.

Воздух внутри затхлый, но теплее, чем снаружи. Дверцы шкафов в кухне, находящейся слева от нас, по-прежнему стоят открытыми после нашего вторжения.

Я тешу себя надеждой, что там еще остались хоть какие-то продукты; да, у меня такое чувство, словно я никогда больше не захочу есть, но тело требует еды. Еды, и сна, и темноты. Самых примитивных вещей.

– Как мы поступим с ней? – нарушает тишину Макс. Он говорит почти шепотом, словно боится, что Туне услышит. Я понимаю его.

Переведя дыхание, наклоняюсь к Максу, подальше от травмированной ноги Туне; я не могу смотреть на нее.

– Запрем на втором этаже. – Эти слова режут слух мне самой. – По-моему, на двери одной из спален есть замок.

– О’кей, – ворчит Макс, кивая.

Я наблюдаю за ними, пока они поднимают Туне по лестнице, и все время боюсь, что она снова начнет вырываться, упадет и поранится; но Туне идет с ними, не пытаясь сопротивляться.

Маленькая гостиная – единственное помещение, где я еще не побывала в прошлый раз. Она находится прямо за кухней; ее убранство составляют обитый цветочной тканью уродливый мягкий гарнитур, стоящий прямо напротив дверного проема, и небольшой изящный обеденный стол, расположенный справа от него. Стол накрыт вышитой скатертью. Когда, почти шестьдесят лет назад, Эльза расстилала ее, свежевыстиранную и хорошо отглаженную, яркие цветы по краям скатерти наверняка радовали глаза и создавали приятную атмосферу в комнате; ныне же краски поблекли от солнца и узор еле виден. Два окна здесь разбиты, причем одно из-за ветки яблони, которая, выдавив стекло, уже немного торчит за край рамы, а середину скатерти уродуют большие черные пятна плесени, еще более усугубляющие общую картину.

Я осторожно сажусь на один из двух диванов. Они также сильно пахнут плесенью… или это скатерть так пахнет? Пожалуй, набивку мебели постигла та же беда.

Сиденье жесткое и сырое; сначала мне кажется, что ткань лопнет под моим весом, но она выдерживает меня. Я отклоняюсь на жесткую спинку и смотрю на противоположную стену.

В центре вздувшихся, выцветших, некогда цветастых обоев висит фотография.

Она та же самая. Я абсолютно уверена в этом.

Я думала, она существует в единственном экземпляре у бабушки… Но сейчас все они смотрят на меня из позолоченной рамки: бабушка с широкой улыбкой; Айна с угрюмым взглядом, родимым пятном и маленькими тонкими косичками; Стаффан с немного несуразным носом и массивным подбородком; Эльза с ее прямым, бескомпромиссным взглядом, который, кажется, прямо сквозь время впивается в меня, сидящую сейчас здесь, на диване.

«Я просто хочу рассказать вашу историю, – говорю я про себя. – Узнать, что же произошло. Разве это плохо?»

Слышу, как наверху закрывается дверь. Мужчины о чем-то тихо говорят между собой.

Эльза смотрит на меня со стены. Закрываю глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом.

Я так и не поняла, когда заснула.

Сейчас

Просыпаюсь от того, что к моей щеке прикасается чья-то рука.

Глаза мутные со сна, шея затекла и плохо двигается. При попытке сесть прямо с моих губ срывается тихий стон. Макс кладет руку мне на спину. Когда она касается синяка на ней, у меня создается ощущение, что он пилит мне ребра тупым кухонным ножом.

– Ай, ай, ай… Черт. Ай…

– Извини, – говорит Макс и торопливо отдергивает руку.