Мертвый город - Камилла Стен (2019)

Позднее, вечером, в студенческом пабе она внезапно появилась из ниоткуда с бокалом пива в руке, со слегка извиняющейся улыбкой на губах представилась как Эмми Абрахамссон и попросила прощения за случившееся на семинаре. Сказала, что ее «порой зашкаливает». Я до сих пор не поняла, жалеть мне или радоваться, что тогда я приняла от нее это пиво. Слишком уж важной, на сегодняшний день, оказалась та наша встреча. Я не знаю, кем стала бы без Эмми Абрахамссон. Она ведь была моей лучшей подругой, тенью, сестрой-близняшкой в течение целых трех лет…

В любом случае во многом благодаря ей я такая, какая есть. Ночь на мосту безвозвратно изменила меня. Я узнала много нового о людях в тот день. Но также и о себе. С той поры минуло семь лет, почти четверть моей жизни. И все это время я воспринимала ту ночь как не зажившую до конца рану, постоянно зудевшую болячку.

Какой же наивной я была, решив, что сейчас смогу забыть об этом хотя бы на время…

Качаю головой и пытаюсь сосредоточиться на фотографиях, открытых на экране. Они хороши, и это действует как бальзам на душу.

Снимки из школы получились сильными. Не все они полностью в фокусе: Туне, похоже, еще до конца не освоила свою камеру. Но те, у которых нет данного изъяна, четкие и впечатляющие. Есть что-то чисто шведское и хорошо знакомое в картинках заброшенных классных комнат с грифельными досками и сломанными партами. Они напоминают искаженное до неузнаваемости детское воспоминание.

Внезапно попавшееся видео становится для меня настоящим сюрпризом. Я не знала о такой возможности у купленных нами фотоаппаратов.

– Как дела? – спрашивает голос откуда-то сверху.

Вздрагиваю и поднимаю глаза. Надо мной возвышается Макс.

– Черт, как ты меня напугал, – говорю я и смеюсь, стараясь взять себя в руки.

– Ты выглядела словно загипнотизированная, – отвечает Макс, криво улыбаясь. – Я просто хотел сказать, что еда скоро будет готова.

– Ага, замечательно, – бормочу я.

– Разбудить Туне? – спрашивает Макс.

Качаю головой.

– Нет. Пусть спит. Так лучше для нее.

Макс кивает. Я снова поворачиваю взгляд к экрану и кликаю на значке «Play».

Вряд ли Туне снимала это намеренно. Камера поворачивается из стороны в сторону; объектив захватывает пол, обломки досок и осколки оконных стекол. Я слышу слабый шум шагов. Немного увеличиваю громкость на компьютере. Камера все еще смотрит в пол, когда воцаряется тишина, а потом я вздрагиваю, когда мой собственный голос громко спрашивает из динамика:

– Готова?

Объектив направлен на стену. Обои на ней местами отстали.

– О’кей? – снова слышу я себя.

Только когда камера снова приходит в движение и на экране появляется участок ступеньки и полусгнивший ковер, я понимаю, когда все это происходило. Явно перед тем, как мы начали подниматься на второй этаж. Ведь я видела перед собой ту самую чертову лестницу.

Осталось всего двенадцать секунд записи. Вижу, как объектив поворачивается вперед и назад, в то время как Туне идет за мной по лестнице, и в него попадают мои массивные сникеры на фоне ненадежных ступенек.

Четыре секунды.

Тогда я слышу что-то.

Морща лоб, нажимаю на паузу. Возвращаюсь на пару секунд назад и снова включаю воспроизведение.

Камера опять поворачивается. Красный ковер, темное потрескавшееся дерево, пострадавшие от сырости стены…

Там.

В районе четырех секунд.

Там опять было это.

Ставлю видео на паузу. Ненадолго задумываюсь. Затем максимально увеличиваю громкость и снова отматываю назад.

Сейчас я слышу на записи дыхание Туне, шум наших шагов на лестнице. И потом…

Вроде кашель?

Может, я сама кашляла? Но этот звучит несколько иначе. И приходит откуда-то издалека. Звук неприятный и приглушенный. Тихий и напоминающий… бульканье. Скорее похож не на кашель, а на смех. Хриплый и сдавленный, будто ребенок пытается подавить свое хихиканье, спрятавшись в шкафу…