— Мясник ловил рыбу. У него на ноже остались кровь и чешуя, но рыбы при нем не оказалось. Ваш повар сказал мне, что ты принес к обеду замечательную рыбину. Откуда ты взял эту рыбу?

— Поймал, господин инспектор. Мы на реке, за эллингом, постоянно держим в воде лесу с наживкой. Я вам покажу, если захотите. Господин инспектор, а вы сами выбрали военные преступления?

— Да.

— Потому что потеряли родных на войне?

— Да.

— А можно спросить — как?

— Некоторые погибли в бою. Других отправили на восток.

— Вы поймали тех, кто это сделал?

— Нет.

— Но это были вишисты — люди вроде мясника?

— Да.

— А мы с вами можем честно говорить друг с другом?

— Вполне.

— Вам жаль, что Поль Момун мертв?

На дальней стороне площади, там, куда выходила окаймленная пышными деревьями небольшая улица, появился деревенский парикмахер месье Рубин. Он совершал свой всегдашний ночной обход, прогуливая карликового терьера. После того как месье Рубин целый день разговаривал с клиентами, он не мог остановиться и по вечерам продолжал беседовать с терьером. Он потянул за поводок, оттаскивая собаку с зеленого газона перед почтой.

— Тебе следовало выполнить свой долг на лужайке Фелипе — там тебя никто не видел, — говорил месье Рубин. — А здесь ты можешь подвергнуться штрафу. Но ведь у тебя денег нет. Платить придется мне.

Перед зданием почты на столбе висел почтовый ящик. Терьер натянул поводок, бросившись к столбу, и поднял лапу. Увидев над почтовым ящиком чье-то лицо, месье Рубин сказал:

— Добрый вечер, месье! — А затем обратился к собаке: — Смотри не запачкай господину ноги!

Терьер заскулил, и тут Рубин заметил, что никаких ног на земле с другой стороны почтового ящика нет.

Мопед мчался по мощеной дороге, чуть ли не обгоняя тусклое пятно света от собственного фонаря. Один раз, когда на другой стороне показалась идущая навстречу машина, седок укрылся среди деревьев, росших за обочиной, и вывел мопед на дорогу только тогда, когда габаритные огни машины скрылись из виду.

В темном сарае за замком фонарь мопеда угас, мотор слабо пощелкивал, остывая. Леди Мурасаки сняла широкополую шляпу и одним движением поправила прическу, подняв наверх волосы.

Лучи полицейских фонарей ярко освещали голову Поля Момуна, стоявшую на крышке почтового ящика. Через весь лоб, чуть ниже волос, шла надпись большими печатными буквами «BOSCH»[24]. Вокруг стали собираться запоздалые пьянчужки и ночные рабочие — посмотреть.

Инспектор Попиль подвел Ганнибала поближе и наблюдал за ним в свете, отражавшемся от лица убитого. Никаких изменений в выражении лица мальчика он так и не заметил.

— Движение Сопротивления добралось-таки наконец до Момуна, — сказал парикмахер и принялся объяснять всем и каждому, как он обнаружил голову, тщательно избегая упоминаний о правонарушениях, совершенных терьером.

Некоторые в толпе полагали, что Ганнибалу не следует смотреть на голову убитого. А одна пожилая женщина, ночная сиделка, возвращавшаяся домой с дежурства, сказала об этом вслух.

Попиль отправил его домой в полицейской машине. Ганнибал подъехал к замку, когда занималась розовая заря. Прежде чем войти в дом, он срезал несколько цветов и, держа в руке, расположил их по высоте стеблей. Стихи, которыми их следовало сопроводить, пришли ему в голову, когда он, подравнивая, подрезал стебли. В мастерской он взял кисточку леди Мурасаки — тушь на ней еще не высохла — и написал:

Цаплю в ночи озарил

Свет полноокой луны —

Кто же прекрасней?