Девятый круг - Блейк Крауч (2018)

Заслышав наконец стук в дверь, Люси чутко открыла свой единственный глаз и села на кровати. Несколько мелких вдохов в ожидании, что головокружение уймется, оказались напрасны. Легкая дурнота в голове никуда не делась – видимо, из-за кодеиновых нашлепок, сразу трех. Не иначе. Такая доза способна оглушить и изрядных размеров собаку. Ну а Люси, для которой обезболивающее важнее кислорода, от нее лишь чуток штормило. Обычно она обходилась двумя пластырями. Боль они не купировали (ее не брало ничто), но по крайней мере, с ними можно было думать не только о ней, получалось заснуть, а иногда и видеть сны. Сегодня ночью пластырей было три, потому что наконец-то, после трех лет, она собиралась выбраться наружу. А это означало движение, ходьбу. Скинув с края кровати худющие как спички ноги, Люси подошвами ощутила холодный линолеум.

Он постучал снова, нетерпеливый засранец. Можно подумать, она сейчас птахой спорхнет с койки и подлетит к двери. Ведь знает же, сволочь, что для нее это работа.

Медленная, мучительная.

Тяжелей всего были первые два шага (кто-то словно вгонял в ноги раскаленные спицы), но с пятым-шестым она уже приноровилась одолевать шквалистое море боли. Валкими, медлительными шагами одолев пространство комнаты, она приблизилась к двери.

Единственный свет исходил от уличного фонаря за окном; ущербно сеясь через стекло, он толстыми черными полосами прокладывал по полу тени от прутьев решетки.

К двери Люси подобралась уже такой измотанной, будто только что пробежала длинную спортивную дистанцию.

Дверь оказалась не заперта (их дурной ангел это предусмотрел), и она своей трехпалой птичьей лапой повернула ручку.

В тусклом свете коридора возле двери стоял Дональдсон, опираясь на кресло-каталку. Без своей стойки для капельницы он смотрелся почти голым. Капельница, а также больничные халаты с тесемками на спине делали их похожими на оживших мумий.

– Чего так долго? – прошипел он.

– Хорошо хоть так, жирножопый, – отбрила она. – Готов?

– Ну а как.

Всего девять дней назад ей сделали очередную операцию, и хотя здоровье было плачевное у обоих, ей с ее пересадками кожи приходилось все же особенно туго.

После еще трех мучительных шагов она буквально свалилась в кресло-каталку. Последние из нервов, что еще оставались в ней, исходили воплями слепящей, накаленной боли. Не выдержав, она перегнулась через ручку и выблевала на пол жидкую кашицу своего ужина.

– Молодец, – проворчал Дональдсон и кое-как начал толкать перед собой каталку.

– Что по времени? – спросила Люси, утираясь рукавом.

– На минуту отстаем, твоими стараниями.

– Да ладно тебе. А этот… вдруг нас не дождется?

– Пусть попробует, тварина. При бабле, что мы ему отстегиваем.

Проход по коридору давался с вязкой медлительностью, а после десятка шагов увяз вовсе. Дональдсон одышливо хрипел, роняя на безволосый череп Люси капли холодного пота со своего протезного подбородка.

– Ди, ты справишься?

– Пошла к черту.

«19:15» – светилось табло над сестринским пунктом.

– Здрасьте, – скрипнул Дональдсон молодой медсестре, которая сейчас подбивала итоги своей смены и даже не подняла на него глаз.

Дональдсон коридором докатил кресло до рекреации. Здесь, как обычно, после ужина было людно. Бывшие опасные, а ныне с пошатнувшимся здоровьем психопаты всех мастей кучковались у старого телевизора, по которому никогда не шло ничего забористей безвинных комедий. Кое-кто из этой публики оглянулся на кресло с Люси. Некто Бриггз – паралитик снизу, в свое время убивший сиделку за то, что та вместо заказанной кукурузы подала ему фасоль, – показал Люси свой красный змеистый язык. В другое время она бы одобрила, если б господь довершил свой замысел и парализовал гада полностью, но сейчас ее занимали более актуальные задачи.