Светила - Элеанор Каттон (2015)

Она вновь воззрилась на гостя – выжидательно воззрилась, подумал Гаскуан и от этой мысли рассердился не на шутку. Он припал к спасительному бренди. Разве его вина, что у нее нет денег? Со времен той ночи, что она провела в тюрьме, Анна ни разу за две недели не выходила на улицу, а ведь проституция – ее источник дохода; разумеется, она на мели. А эта ее нелепая затея с трауром! Можно подумать, ее кто-то заставляет. Не то чтобы она убита горем: да ради всего святого, ребенок уже три месяца как умер. И платье, казалось бы, тоже не помеха. Она бы зарабатывала свой шиллинг-другой в Агатином черном платье с той же легкостью, как и в привычном оранжевом: у нее же в Хокитике постоянные клиенты, а шлюх вдоль побережья – раз-два и обчелся. Да и вообще, думал про себя Гаскуан, какая разница-то? В темноте все кошки серы.

Вспышка раздражения была вызвана отнюдь не отсутствием сострадания. Гаскуан знавал нищету и со времен молодости не раз и не два оказывался в долгах. Он бы помог Анне, охотно бы помог, если бы она попросила его о помощи иначе. Но как большинство остро чувствующих ранимых людей, Гаскуан не выносил чувствительности в других: если ему задавали вопрос, он требовал честности и прямоты – требовал тем более настоятельно, ежели бывал раздражен. Гаскуан видел, что шлюха прибегла к некой стратегии, пытаясь чего-то от него добиться. Он злился, потому что стратегию распознал, а еще потому, что знал доподлинно, о чем Анна собирается попросить. Он выпустил струю дыма.

– Эдгар всегда был ко мне очень добр, – продолжила Анна, когда стало очевидно, что Гаскуан так и не заговорит первым. – Но в последнее время он здорово не в духе. Не знаю почему. Я уж его упрашивала, упрашивала, а он – ни в какую. – Анна помолчала. – Если бы мне только…

– Нет.

– Малая крупица – вот и все, что мне нужно, – увещевала Анна. – Всего-то-навсего один из самородков. Я скажу ему, что нашла его в реке или где-нибудь на дороге. Или совру, что мне заплатили золотом, – старатели иногда так и платят. Скажу, получила его от какого-нибудь иностранца. Мне врать не привыкать.

Гаскуан покачал головой:

– К этому золоту нельзя притрагиваться.

– Но до каких пор? – воскликнула Анна. – До каких пор?

– До тех пор, пока не выяснишь, кто именно зашил это золото в твой корсет! – рявкнул Гаскуан. – И ни минутой раньше!

– А что ж мне меж тем с арендной платой делать?

Гаскуан сурово воззрился на нее.

– Анна Уэдерелл, – проговорил он, – я тебе не опекун.

Это заставило ее умолкнуть, хотя темные глаза вспыхнули досадой. Анна оглянулась, ища, чем бы себя занять и к какому бы рутинному делу приложить руку. Наконец она опустилась на колени и принялась собирать свои безделушки, рассыпанные по полу Притчардом, она сердито сгребала их к себе и яростно швыряла обратно в пустой ящик комода.

– Правда твоя, ты мне не опекун, – выговорила она наконец. – Но на это я скажу, что и золото не твое – чтоб ты его хранил и распоряжался им, как тебе угодно!

– Но и вам это золото не принадлежит, мисс Уэдерелл.

– Оно было в моем платье, – возражала девушка. – Оно было на мне. Я рисковала собой.

– Ты подвергнешь себя куда большему риску, если его потратишь.

– Так чего же мне делать? – воскликнула Анна. – Шлюха – навсегда шлюха. Это все, что мне остается, так?

Собеседники пепелили друг друга взглядами. «Я бы тебе золотой соверен заплатил, если б только ты со мной своим ремеслом занялась», – думал про себя Гаскуан. А вслух произнес:

– Сколько у тебя есть времени?

Анна яростно скомкала обрывок ленты:

– Он не сказал. Сказал, гони деньги или выметайся.

– Хочешь, я с ним поговорю? – предложил Гаскуан, подначивая девушку; он ведь знал: хочет она вовсе не этого.