Светила - Элеанор Каттон (2015)

Клинч сбежал по ступеням, пересек вестибюль и открыл дверь впустить девушку: к тому времени Анна рывком выпрямилась и прошла через веранду. Клинч переступил порог, и Анна, уже потянувшаяся было к задвижке, рухнула на него и, чтобы не упасть, подалась вверх и обвила его отяжелевшими руками за шею. Уткнулась лицом ему в воротник, так что ее нос и губы прижались к его горлу, и вся словно бы обмякла. Клинч изумленно охнул – и застыл неподвижно. Ему казалось, что, стоит ему заговорить или порывисто двинуться, волшебство мгновения развеется и девушка обратится в бегство. Через ее плечо он глянул наружу. Стоял неяркий, ясный воскресный день, на улице не было ни души. Никто их не видел. Никто за ними не следил. Клинч обхватил Аннину талию ладонями, глубоко вдохнул, вдохнул еще раз, – а в следующий миг одним стремительным движением привлек Анну к себе, приподнял над полом, крепко прижался губами к ее щеке. И на бесконечно долгий миг замер так, не прерывая поцелуя. Затем подхватил ее на руки, отступил в вестибюль, захлопнул дверь, поддев ее ногой, провернул ключ в замке и понес девушку наверх. Аннина ванна была установлена в комнатке напротив лестничной площадки; чугунные котлы с водой уже ждали на полке у огня, накрытые крышками. Клинч, по-прежнему не размыкая объятий, опустился на диван рядом с ванной. Сердце его неистово колотилось. Он чуть отстранился – поглядеть на нее. Глаза девушки были закрыты; руки и ноги ее бессильно обвисли, словно превратившись в желе.

Вот уже много месяцев прошло с тех пор, как Анна вернула Дику Мэннерингу взятое напрокат багряное платье, а вместо него приобрела несколько других, лучше сидевших по фигуре. Однако сегодня она щеголяла не в кричащем оранжевом наряде, посредством которого обычно заявляла о своем ремесле, – ибо хокитикские шлюхи на работе цвета носили яркие, а вне работы предпочитали приглушенные тона. На сей раз она надела кремовое муслиновое платье, лиф которого был скроен в стиле куртки для верховой езды и застегнут наглухо. Плечи ее окутывала синяя треугольная шаль. По этим приметам, а также по тому, что девушка пребывала в состоянии почти бессознательном под воздействием опиума, Эдгар Клинч заключил, что она только что из Чайнатауна: когда Анна наведывалась туда, она отправлялась инкогнито, одевшись по возможности неброско.

Трясущимися руками Клинч стянул с Анниных плеч шаль; она соскользнула на пол. Затем он развязал бант на спине ее платья и ослабил завязки корсета, продвигаясь медленно и постепенно. Пальцы его нащупывали потайные пуговки, одну за одной, и выпрастывали их из петель. Она казалась такой податливой в его объятиях; когда он попытался осторожно стянуть с нее платье, Анна послушно подняла вверх руки, точно ребенок. Затем Клинч открепил ее кринолин и вытащил свою подопечную из верхнего обруча, так что весь деревянный каркас со всеми его пряжками с грохотом лег на пол. Он вновь опустил девушку на диван – раздетую до комбинации – и накрыл ее шалью. А затем встал и принялся наполнять ванну. Анна лежала, подложив ладонь под щеку, неровно дыша во сне: грудь ее вздымалась и опадала. Приготовив воду, Клинч вернулся к ней, приговаривая что-то утешающее; через голову стянул с нее комбинацию, подхватил нагую девушку на руки, опустился на колени и мягко перенес ее в ванну.

Анна издала воркующий звук, едва тело ее коснулось воды, но глаз не открыла. Клинч устроил девушку так, чтобы затылок ее удобно лег на медный выступ на краю, не давая ей соскользнуть и захлебнуться. Убрал с ее щеки прядь волос, провел большим пальцем по линии скулы. Погружая ее в воду, Клинч замочил рукава до самых плеч; теперь он шагнул назад, развел руки, стараясь не прижимать к себе пропитанную водой ткань, и воззрился на девушку. Он изнывал от одиночества и вместе с тем ощущал глубокое умиротворение.