Безлюдные земли - Арне Даль (2019)

Потом он увидел иголки.

Из дыры в стене вылез ежик. Ощетинившийся ежик. Он снова зашипел, потом повернулся и с шумом убежал в дом. Внутри раздался вопль, звучавший не как человеческий крик.

Бергер протянул руку к ручке двери. Удивительно, но рука не дрожала. Он нажал на ручку. Дверь оказалась заперта. Бергер отошел назад, к перилам, поднял ногу, чтобы вышибить дверь. И вдруг она распахнулась.

Краем глаза он увидел, как поднимается его опущенное оружие. Он наблюдал за этим, как за абсурдной сменой кадров: черная изогнутая лента пронеслась сквозь темноту, пока пистолет не оказался на уровне груди. Только в следующий момент он увидел обнаженную поднятую руку.

Молли Блум не опустила руку, даже когда он опустил пистолет. Она сделала ладонью жест, подзывая Бергера к себе. Он пошел туда, вошел в лодочный домик. Там сильно пахло смолой. Бергер последовал за лучом фонарика Молли в угол. Там лежали четыре ежонка. Вокруг бегали раздраженные ежи-родители, фыркая и шипя.

Бергер рассмеялся нервным смехом облегчения.

– Здесь никого нет, – сказала Молли.

Они осветили фонарями остальные части помещения. Кроме давнишней рухляди вроде лодочных моторов, буев и кучи пивных банок разных лет там стояло два верстака и два стола, лежал скомканный брезент, канаты и веревки, покрытые зеленью разных оттенков.

Но самое сильное впечатление производили две опоры, которые поднимались от пола до потолка на некотором расстоянии от стены. В стене, обращенной к мосткам, было вкручено шесть колец для тросов в два ряда, по три в каждом, так что оба ряда формировали воображаемый куб с опорами в качестве двух ребер.

Фонарик Блум вздрогнул, круг света скользнул вниз.

– О боже, – сказала она.

Бергер встал между опорами и посмотрел на стену. В противоположной стене, метрах, наверное, в семи от него, находилось окно. На стекле можно было различить давнишнее жирное пятно, через которое едва ли было легче смотреть наружу. Бергера захлестнул жгучий стыд, который быстро перешел в боль. Гложущую, ноющую боль, причиняемую истерзанной совестью.

Молли подошла к нему. Она что-то держала в руке. Не сразу ему удалось разглядеть, что это волос. Длинный, светлый волос.

– Самое ужасное, – сказала Молли Блум, – что я даже не могу понять, мой это или Вильяма.

Они вместе сидели на полу лодочного дома и прислушивались к ежиной возне. Время шло удивительными шагами. Деревья непрерывно шелестели. Кто-то хотел войти к ним из другого времени.

– Свет, – сказал Бергер. – Почему казалось, что дом освещен?

– Как выяснилось, это не имеет значения.

– Интересно, что именно светилось.

– Вероятно, светящаяся краска. Вероятно, очень старая. Вероятно, нанесенная самим Вильямом двадцать три года назад.

– Но зачем?

– Он захватил этот брошенный лодочный домик. Сделал его своим. Он хотел, чтобы ему было легко находить сюда дорогу ночью. В те годы уже существовала хорошая светящаяся краска.

– Которая прослужила до сегодняшнего дня?

Тут у ежей случился конфликт, в углу раздался яростный грохот. Бергер вздрогнул, выдохнул, снял с себя бронежилет и встал. Подошел к покрытому паутиной выключателю и нажал. У главной двери зажглась лампа.

– Ничего себе, – сказал Бергер. – Электричество.

Блум посмотрела наверх взглядом из совершенно другого десятилетия и сказала:

– Оно, наверное, незаметно утекает с одной из двух конфликтующих фирм.

Она сорвала с себя бронежилет и продолжила:

– Нам надо уезжать как можно скорее.

Бергер покивал. Но потом спросил:

– Разве это обязательно?

Блум резко повернулась и посмотрела на него.

– Нам некуда ехать ночью, – пояснил Бергер. – А время идет. Может быть, нам даже стоит попытаться что-нибудь сделать. И немного подумать.

– Ты намекаешь, что я должна остаться в доме, где меня мучили? И где ты меня так безжалостно предал?

– Именно это я и имел в виду.