– Наверху маленькие человечки бегают туда-сюда, наверное, играют в сардины или бросаются водяными бомбочками. Думаю о том, сколько после них надо будет прибираться… Понимаете, не возьму в толк, как это вышло, что всё здесь в точности как всегда, а меня – нет. Я лишняя, меня заменили. Я призрак, заглядывающий снаружи в дом. И, точно призрак, я вжимаюсь в мокрые кусты у окна, сажусь на корточки и наблюдаю. От меня до раковины – не больше двенадцати дюймов, до стола – меньше шести футов. В каком-то смысле я с ними. Смотрю, как Карл встает, касается рукой спины Несс. Стороннему наблюдателю жест покажется будничным, но я понимаю их особый интимный язык, вижу, как отзывается ее тело, признавая его потрясающую личность. И это все, чего мы ищем в любовнике? Я ненавижу Карла с его примитивными потребностями и предательскими руками! Он достает из забитого до отказа холодильника очередную бутылку вина. Мне видно, что внутри: банки колы, пирожки со свининой, дешевые сосиски, дорогое вино – ни за что бы не купила. Ищу признаков себя – и не нахожу. Как все мое так быстро исчезло?

Сижу так несколько часов. Острие ножниц вонзается в ладонь всякий раз, как я замечаю между ними признаки близости. У меня нет плана, я просто хочу домой. Встаю, чтобы лучше видеть, когда возвращаются Джош и Иви (под предлогом, что покупали леденцы, а на самом деле – только что из койки); вижу их всепоглощающий аппетит первой любви. Дети несутся вниз по лестнице за угощеньем. Прижимаю нос к стеклу, чтобы разглядеть мое маленькое чудо. Если обернутся, увидят мое странное лицо. Никто не оборачивается.

Энни – в жирафовой пижаме; уже вырастает из нее, штанины доходят только до колена. Кривовато отрезала себе веселую челку, и никто не подровнял. Джош раздает конфеты. Паршивцы Стивенсонов ссорятся, кому какая, – запрет на сахар сделал их абсолютными засранцами. Андреа Стивенсон, как положено, выговаривает им. Энни ползает за Карлом на коленях по кухне, молитвенно сложив руки, Полли проделывает то же с Несс. Умоляют разрешить Полли остаться на ночь. Мое жалкое естество чувствует себя еще более заброшенным. Начинаются переговоры. Сегодня, надо полагать, суббота. У красавца Джоша завтра игра. Вот он, такой взрослый; хватает Энни под мышку, как сумку, и затевает с ней на диване шуточную потасовку. На глаза у меня наворачиваются слезы. Я так истосковалась по ним, так хочу коснуться их, обнять… Детям нужна мама. Или нет? Может, это они мне нужны? Разве Карл не сказал, что они меня боятся? Разве не то же самое сказал мне дьявол?

Отступаю в тень. Несс подходит к раковине, моей раковине, чтобы взяться за гору посуды. К ней присоединяется Андреа Стивенсон. Ей-богу, мужчинам все равно, кого трахать. Подхожу сбоку, ближе к Несс, уверенная, что огни гирлянлы не дадут меня увидеть. Можно постучать по стеклу и напугать. Когда она поворачивается за грязной сковородкой, замечаю у нее на шее несколько красных пятен – ожоги. Приятно, что она тоже мечена. Ненавижу! Ее, его. Ненавижу их всех за то, что они так хорошо без меня обходятся. Скучаю по всем по ним!

Жду. Я готова ждать всю ночь. Слежу за их перемещениями. Стою у черного хода и заглядываю внутрь, когда уходят Стивенсоны, – без сомнения, с надеждой на будущие веселые встречи. Та, другая, женщина уходит с ними. Карл и Несс возвращаются в кухню, останавливаются совсем рядом со мной, его рука ложится ей на спину. Жадно целуются, как будто только и мечтали, когда Стивенсоны наконец свалят. Смотрю, как она прижимается к нему, сливается с ним в одно. Вместе они не смотрятся: он для нее слишком высок, она – слишком красива. Завороженно наблюдаю, как они пожирают друг друга, точно скользкие морские твари.

Воровато отпрыгивают, заслышав шаги наверху. Ага! Значит, все-таки чувствуют вину! Чувствуют, что поступают неправильно. Значит, не совсем еще потеряли совесть.