Кукушка - Натали Дэниелс (2020)

Мама пала духом, несмотря на дорогие сердцу воспоминания от том, как мчалась по полям на Лучике. В эту минуту вошла сестра с причиндалами для анализа крови и села рядом.

– Благодарю, Сибо, – сказала Рис-Эванс, и ее взгляд, оценив марку и модель моей обуви, остановился у меня на груди. – Как там Несс? Не видела ее, наверное, с прошлого… – начала она, пока Сибо закатывала мамин рукав.

Рис-Эванс давно хотела это спросить и была в восторге, что приперла меня к стенке у себя в кабинете. Она спрашивала не потому, что беспокоилась; ей хотелось посплетничать, в ее голосе отчетливо звучало радостное возбуждение. Я уже несколько раз замечала эту нотку в вопросах, которые мне задавали о Несс и Лие (я неожиданно оказалась их пресс-секретарем).

– Я видела Лию на родительском собрании… – продолжала она, направляя нить разговора в нужное русло.

Еще одна особенность доктора Рис-Эванс – она была помешана на знаменитостях; даже перечисляя достижения Ханны, не сдержалась и упомянула невзначай несколько знаменитых родителей ее одноклассников, шеф-поваров и футболистов (это тоже считается?). Я в конце концов устала делать изумленное лицо. Бедная Лия; на школьных мероприятиях Рис-Эванс не давала ей проходу, возникая то тут, то там, как злокозненный герпес.

– Нормально, – отозвалась я, не собираясь это обсуждать.

А мама, очевидно, все еще чувствовала себя экзаменуемой. Наконец попался билет, который она знала (по натуре мама никогда не была болтливой).

– Да, теперь нормально, – подхватила она, – но это было ужасно!

Время от времени мама набрасывалась на воспоминание, проплывающее в голове, с проворством дикой кошки, преследующей добычу. Я точно знала, о чем она. В тот день, когда Лия ушла из своего не очень счастливого дома, Несс забрела к нам, босая и растерянная. Я брала интервью у нефтяного магната в городе, а мама была дома, ища давным-давно позабыв что. Она была идеальным собеседником в кризисе – сострадательное сердце и полнейшая каша в голове (неистерзанный ум и не в силах дать такого простого утешения). Она встретила убитую горем Несс и, несомненно, заключила ее в объятия. Они не слышали, как я вошла. С порога гостиной я увидела их на диване: Несс полусвернулась-полураспласталась, как ленивая старая собака, на груди матери, а та нежно поглаживала ловкими пальцами ее волосы, тихонько напевая ту же колыбельную, что и мне в детстве, – «Золотые сны»[5]. (Отец, которого, помимо краткого увлечения йодлем, не трогала никакая музыка, написанная позднее пятнадцатого века, категорически утверждал, что Битлы сперли текст у неизвестного автора древности.) Сначала, как ни дико звучит, я подумала, что Несс тоже поет, потому что она едва слышно поскуливала, но вскоре поняла, что это были звуки горя, рыданий, которые переходят в дрему. Я сразу догадалась, что произошло, и молча вбирала глазами живописную картину нежности между двумя самыми дорогими мне людьми. Потом заметила Карла, который сидел за дверью в наушниках и играл в «Футбольный менеджер».