Кукушка - Натали Дэниелс (2020)

Я тоже выташнивала кишки; там, на коврике «твистера», когда подслушала, как они трахаются. Это были глубинные позывы, очищение, импульс которого шел из самого моего центра. Что произошло сразу за звонком, я помню смутно; видимо, я как-то все убрала. Досмотрела «Историю игрушек», обнимая Энни и опустив подбородок на ее макушку в платке монахини. На глаза наворачивались слезы, точно от пощечины. Вернулся с футбольной тренировки Джош. Он показался мне другим, будто с тех пор, как вышел из дома, повзрослел: голос ниже, волосы темнее. За эти несколько часов вдруг возмужал.

– Мам, случилось что?

– Нет, – улыбнулась я, и такой ответ его устроил.

Я смотрела со стороны, как некая версия меня готовит ему сэндвич с консервированной фасолью. Он поблагодарил, съел, вытащил телефон и ушел наверх. Я отвела Энни в спальню; она болтала без умолку, на всю катушку пользуясь моей рассеянностью и выпрашивая сто фунтов на открытие бизнеса по продаже фруктового льда. Я с трудом уложила ее спать (она, точно акробатка, кувыркалась на верхней полке двухъярусной кровати, изображая, как ее пережевывает машина для утилизации мусора), а потом села на свою кровать, в которой изменилось все.

Даже руки мои стали чужими. Это были руки прежней меня, меня несколько часов назад, меня наивной. Она была здесь, у меня на руках, на безымянном пальце правой руки, если точнее – в моем прекрасном кольце с лепестками. Ее подарок. Я крутанула его, сняла и бросила на тумбочку. Я обожала это кольцо. А вот она и на тумбочке: три лежащие здесь книги принадлежали ей, – я медленно протянула руку и скинула их на пол. И на полу: из книги выпала закладка – открытка с репродукцией Дэвида Хокни, ее подарок. На обороте написано: «Дорогая К., я бесконечно благодарна тебе за любовь и дружбу. Всегда твоя, Нессик». На туалетном столике – моя косметичка, подарок от нее на день рождения. На двери мое кимоно, от Карла, – она была единственной, кто, кроме меня, его надевал. Опять подступили слезы. Шок пощечины. Не спастись даже на потолке – абажур сделан ее золовкой, я купила его на выставке, куда мы вместе ходили. Несс проникла повсюду, даже в моего мужа.

Сейчас, вспоминая, как я по-идиотски сидела на кровати, ясно вижу: корень клокочущих во мне эмоций был прост – я чувствовала себя обойденной. Два самых дорогих мне человека исключили меня из своей компании. Я была лишней. Меня просто не хотели. Во мне не нуждались. Я оценивала себя гораздо выше, чем они. Какая дура! Сколько раз они желали, чтобы меня не было рядом и они могли бы без помех наслаждаться обществом друг друга, корчили у меня за спиной рожи – абсолютная нелепость моего там присутствия вгоняет меня в краску даже сейчас.

Долгие часы я сидела и ждала. Дети спали. Голова болела от острых, как осколки стекла, мыслей. Я то и дело спотыкалась о счастливые воспоминания; как я не увидела того, что было прямо под носом? Как презрительно я усмехалась, когда говорили: «Я бы ни за что не разрешила мужу пойти в кино или театр с моей подругой»! Насколько выше такой узколобости, такого собственничества и недоверия я себя чувствовала! Оказалось, люди правы. И как же больно ожгло разочарование!

Все перепуталось, а я ненавидела путаницу. Я-то думала, наш с Карлом уговор создавался специально, чтобы избежать ее. Он мог выбрать кого угодно – так почему ее, если это очевидно деструктивный шаг? Или это с самого начала было частью плана? Как я позволила так запросто собой манипулировать?

Пришел страж и хранитель дома. Запер дверь. Я слушала шаги на лестнице и боялась, что у меня сейчас начнется паника и я не сдержусь. Схватила какую-то книгу и притворилась, что читаю, закладка выпала – ее слова любви у меня на коленях. Он уже за дверью. Как мне вытерпеть его присутствие?

– Привет, – сказал Карл, вешая пиджак поверх кимоно. Зевнул. – Не скучала?

– Нет, – ответила я, удивляясь своему спокойному голосу.