Через пять лет - Ребекка Серл (2022)

Обидно, что никто из нас не умеет готовить. Мы ведь так любим поесть.

– Кто должен нас поженить? – вдруг спрашивает Дэвид и, не переводя дыхания, добавляет: – Попрошу родителей сходить к рабби Шульцу и все выяснить.

– Ты до сих пор ничего не выяснил?

– Не выяснил. – Он поворачивается ко мне спиной.

Такова семейная жизнь, я знаю. Стычки и примирения, недоразумения и гнетущие часы молчания. И, невзирая на все несовершенства партнера, годы и годы прощения, любви и заботы. Когда-то я думала, что к этому времени мы с Дэвидом будем давным-давно женаты. Однако сейчас, узнав, что он так и не озаботился спросить рабби, кто должен проводить службу, я облегченно вздыхаю. Может, сомнения терзают и Дэвида?

* * *

В субботу я сопровождаю Беллу на химиотерапию. Белла весело болтает, пока медсестра по имени Джанин в белоснежном медицинском костюме с великолепно нарисованной от руки радугой на спине ставит ей капельницу. Химиотерапия проходит на третьем этаже лечебного центра Руттенберга на Восточной Сто второй улице, за два квартала от хирургического отделения, где Белле делали операцию. Здесь широкие кресла и мягкие одеяла. Белла кутается в захваченный из дома кашемировый плед.

– Джанин позволяет мне устраиваться здесь со всеми удобствами, – таинственно подмигивает она мне.

Появляется Аарон, и мы втроем, убивая время, лопаем фруктовое мороженое. Через два часа вызываем такси и катим назад, в центр города. Внезапно Белла хватает меня за руку.

– Попроси его притормозить, – просит она и вдруг кричит: – Стоп!

Водитель останавливается на углу Парк-авеню и Тридцать девятой улицы. Белла переваливается через Аарона и выкарабкивается наружу. Ее безудержно рвет прямо на тротуар. В желто-зеленой луже желчи плавают цветные ошметки мороженого.

– Убери ей волосы с лица, – командую я Аарону, который нежно поглаживает спину Беллы.

Белла недовольно отмахивается от нас обоих и, тяжело переводя дух, упирается ладонями в колени.

– Ерунда. Со мной все в порядке.

– У вас есть салфетки? – обращаюсь я к водителю, сердобольно хранящему молчание.

– Держите.

Он протягивает мне коробку, расписанную пушистыми облачками.

Я выдергиваю три салфетки и протягиваю их Белле. Она вытирает рот и вымученно ухмыляется:

– Забавно.

Она снова садится в машину, но это уже другая Белла. Осознавшая, что сражаться с этим врагом ей предстоит в одиночку. Что никто не придет ей на помощь. Никто не разделит ее боль. Даже я. Как бы мне хотелось кинуться на эту боль, вырвать ее из груди Беллы, но боль коварна и мгновенно воздвигает между нами стену, через которую мне не пробиться. Белла прижимается к Аарону. Ее трясет от озноба, дыхание сбивчивое. А ведь это только начало. И не лучшее.

Поддерживаемая Аароном, Белла одолевает лестницу. Заходит в квартиру. Вездесущая Сведка намывает и без того чистые тарелки. Белла так до конца и не оправилась после операции, она с трудом делает простейшие вещи: поднимается по ступенькам или просто наклоняется. Ей нужно несколько месяцев, чтобы полностью восстановиться, а тут эта химиотерапия.

– Давай-ка уложим тебя в постель, – говорю я.

На Белле синее кружевное платьице от «Циммермана» и шоколадного цвета кожаный жакет, мягкий, как сливочное масло. Пока я помогаю ей раздеться, Аарон пережидает в гостиной. Я гляжу на нее: иссеченный шрамами живот, обмотанный бинтами, худое как щепка тело, потерявшее за эту пару недель аппетитную пышность. Белла, должно быть, сбросила килограммов семь.

– Последнее усилие, – натужно улыбаюсь я.

Белла, словно ребенок, клонит голову к плечу, и я натягиваю на нее хлопковую футболку с длинными рукавами и бархатистые серые штаны на завязках. Укладываю ее в постель, накрываю душистым, только что из прачечной, пуховым одеялом, взбиваю подушки.

– Ты такая милая, – тянет Белла и просовывает свою крохотную ладошку в мою руку.