Через пять лет - Ребекка Серл (2022)

– Какая муха тебя укусила? – шипит Белла, когда ее мать скрывается в коридоре.

– Это меня-то? Да какая муха укусила тебя? Нельзя тебе сегодня ни в какой театр. И тебе это прекрасно известно. Нечего вести себя как капризный ребенок.

– А тебе никогда не приходило в голову, что я сама в состоянии понять, как себя чувствую, а? Что мне виднее?

– Ничего тебе не виднее, – щетинюсь я. – Иначе бы ты дурака не валяла. И дело не только в том, как ты себя чувствуешь, хотя, надо заметить, чувствуешь ты себя довольно хреново. Тебя три раза тошнило в машине, пока мы сюда ехали.

Белла отводит взгляд. Тоска сжимает мне сердце, но мне уже не остановиться. Жгущий душу яростный гнев так и рвется наружу. И впервые с тех самых пор, как Белле поставили диагноз, я даю ему волю. Я обрушиваю его на себя, на Беллу, на эту чертову пропитанную химикалиями палату.

– А не пошла бы ты куда подальше? – произносит Белла.

В последний раз она меня «посылала» лет в двенадцать, когда мы повздорили о чем-то на заднем сиденье минивэна моих родителей. Бог знает, что мы там с ней не поделили. Но уж всяко не ее жизнь. Не ее здоровье. Не ее болезнь.

– Я тебе не кукла. Не маленькая девочка, которую ты должна защищать. Не тебе решать, что для меня лучше.

Она пытается выпрямиться, морщится, игла в ее вене предательски дрожит. От беспомощности у меня подкашиваются ноги – того и гляди, я рухну на ее кресло.

– Белла, прости. Прости меня, пожалуйста, – смиренно говорю я, вымаливая прощение за все, что выпало на ее долю. – С кем не бывает. Давай забудем об этом, и я отвезу тебя домой.

– Нет, – с какой-то неистовой свирепостью отвечает Белла. – Не хочу тебя больше видеть. Не приходи сюда.

– Белль…

– И хватит мне этих «Белль»! Сыта по горло. Сколько можно! Думаешь, ты все лучше всех знаешь? Так вот – это мое тело, ясно? Мое, не твое. И ты мне не мать.

– Никогда и не собиралась ей быть.

– Не рассказывай сказки! Ты обращаешься со мной как с ребенком. Как с беспомощным младенцем. Но я сама могу о себе позаботиться. Без твоей помощи.

– Белла, не глупи. Хватит.

– Пожалуйста, прекрати сюда приходить.

– Я не намереваюсь…

– Это не просьба! – Белла срывается на крик. – Это приказ! Оставь меня в покое! Уходи!

Она судорожно сглатывает. После химии у нее во рту образовались язвочки, и ей трудно глотать.

– Уходи! Сейчас же!

Словно во сне, я бреду к двери и сталкиваюсь с Джилл, балансирующей стаканчиками с чаем и кофе.

– Ой, дорогуша, куда ты? – изумляется она. – Капучино будешь?

Я не отвечаю. Я бреду. Бреду. Бреду. Пока не срываюсь на бег.

Не успев домчаться до холла, вытаскиваю телефон и, плохо понимая, что же я делаю, прокручиваю на экране контакты, нахожу его имя и со всей дури давлю на зеленую кнопку. Он отвечает после третьего звонка.

– Привет. Что случилось? Что с тобой?

Начинаю говорить, но давлюсь словами и, глотая слезы, лишь икаю да всхлипываю. Скрючиваюсь в углу холла, не обращая внимания на снующий вокруг медперсонал. Впрочем, они безучастно проходят мимо. На этом этаже проводят химиотерапию. Здесь никого ничем не удивишь. Подумаешь, очередной конец света. Уже в который, который, который раз…

– Я сейчас буду, – обещает он и вешает трубку.

Глава двадцать восьмая

– Она не хотела тебя обидеть, – настаивает Аарон.

Мы сидим в какой-то открытой допоздна обшарпанной забегаловке под названием то ли «Папаня», то ли «Папуля», непонятно каким образом затесавшейся на Лексингтон-авеню. Подобным заведениям просто не место в центре города. Я давлюсь второй чашкой крепкого, пережаренного, горького кофе. Сливок я не заслуживаю.

– Нет, хотела, – упорствую я.

Эти фразы мы мусолим уже минут двадцать, с того самого мгновения, когда я, согнувшись в три погибели, выползла из двойных дверей клиники и столкнулась на выходе с Аароном.