Город и город - Чайна Мьевилль (2020)

– Простите, инспектор Борлу, но мне казалось… это преступление… разве вы не собирались подать прошение Пролому?.. – Она успокоилась и теперь говорила только на бешельском; он был не хуже моего английского, и поэтому я решил: какого черта! – и перешел на свой родной.

– Да. Надзорный комитет… Простите, профессор, я не знаю, насколько вы разбираетесь в этих вещах. Но – да, мы сложим с себя ответственность. Вы понимаете, что произойдет?

– Думаю, да.

– Отлично. Я просто пытаюсь кое-что доделать в последний момент. Мне любопытно, вот и все. Мы слышали много интересного про Махалию. Я хочу узнать про ее работу. Вы мне поможете? Вы же были ее руководителем, да? У вас не найдется нескольких минут для разговора?

– Конечно, инспектор, вы ведь так долго ждали. Не совсем понимаю, что…

– Я хочу знать, над чем она работала. И про ее отношения с вами и этим проектом. И про Бол-Йе-ан мне тоже расскажите. Насколько я понимаю, она изучала Орсини.

– Что? – Изабелла Нэнси была шокирована. – Орсини? Ни в коем случае. Это же кафедра археологии.

– Простите, но мне казалось… Что значит – «Это же кафедра археологии»?

– Если бы она изучала Орсини – и тому могли быть веские причины, – то училась бы в аспирантуре по специальности «фольклор», или «антропология», или, возможно, «сравнительное литературоведение». Да, в последнее время границы дисциплин стали размываться, это правда. И, кроме того, Махалия – одна из молодых ученых, которых больше интересуют Фуко и Бодрияр, чем Гордон Чайлд и совок археолога. – В ее голосе слышалась не злость, а печаль и удивление. – Но мы бы не приняли ее, если бы ее тема не была связана с настоящей археологией.

– Так в чем она заключалась?

– Бол-Йе-ан – старые раскопки, инспектор.

– Пожалуйста, расскажите мне о них.

– Наверняка вы в курсе ожесточенных споров, которые вызывали ранние находки в этом регионе. В Бол-Йе-ане находят вещи, которым не менее двух тысяч лет. Какой бы из теорий Раскола вы ни придерживались – о разделении или о конвергенции, – мы ищем то, что ему предшествует, предшествует Уль-Коме и Бешелю. Корневой материал.

– Должно быть, это что-то экстраординарное.

– Разумеется. И притом плохо поддающееся для истолкования. Вы понимаете, что мы почти ничего не знаем о культуре, которая создала все это?

– Думаю, да. Поэтому интерес столь велик, верно?

– Ну… да. Это также связано с тем, какого рода вещи тут есть. Махалия занималась тем, что пыталась расшифровать «Герменевтику идентичности» – так назывался и ее проект – по расположению шестеренок и тому подобного.

– Я не очень понимаю.

– Значит, она добилась успеха. Цель аспиранта – позаботиться о том, чтобы после пары лет никто, в том числе ваш собственный руководитель, не мог понять, чем вы занимаетесь. Это шутка, конечно. Ее работа повлияла бы на теории, связанные с двумя городами. Ну, вы понимаете – откуда они взялись. О результатах она говорила мало, и я никогда точно не знала, в каком состоянии проект, но у нее еще оставалась пара лет на то, чтобы определиться. Или просто что-нибудь выдумать.

– Значит, она помогала на раскопках.

– Несомненно. Там работает большинство наших аспирантов – кто-то собирает материал по теме, кто-то отрабатывает стипендию или и то и другое. А кто-то пытается к нам подлизаться. Махалии платили немного, но при этом она получала доступ к артефактам, которые были нужны ей для работы.

– Ясно. Простите, профессор, но у меня сложилось впечатление, что она изучала Орсини…

– Да, раньше она интересовалась этой темой – несколько лет назад она приехала в Бешель на конференцию.

– Кажется, я об этом слышал.