Город и город - Чайна Мьевилль (2020)

После нескольких неудачных попыток я наконец дозвонился до Корви. Поначалу мы пытались использовать наши дурацкие кодовые слова, но быстро бросили.

– Извините, босс. Я секу в этой теме, но ни за что не смогу стырить файлы личного дела Датта у милиции. Блин, да это же будет международный скандал. А что вам вообще нужно?

– Просто хочу узнать, кто он такой.

– Вы ему доверяете?

– Кто знает? Они тут действуют старыми дедовскими способами.

– Серьезно?

– Используют интенсивные методы ведения допроса.

– Я расскажу Ностину, ему понравится, он поедет по обмену. Босс, вас, похоже, что-то ошеломило.

– Просто сделай одолжение, постарайся что-нибудь добыть, ладно?

После телефонного разговора я взял «Между городом и городом» и снова положил ее на место.

Глава 15

– Насчет фургона ничего? – спросил я.

– На записях, которые мы нашли, он не попадался, – ответил Датт. – Свидетелей нет. После того как он въехал в Копула-Холл с вашей стороны, все в тумане.

Мы оба знали, что любой улькомец, увидевший фургон такой модели с бешельскими номерами, скорее всего, думал, что он находится в другом городе, и старался быстро его развидеть, не замечая, куда он едет.

Когда Датт показал мне на карте, что квартира Боудена находится совсем рядом с полицейским участком, я предложил отправиться туда на общественном транспорте. Я ездил в парижском и московском метро и в лондонской подземке. Раньше улькомское метро было более брутальным, чем любое другое, – эффективное и в некотором смысле впечатляющее, но довольно бескомпромиссно бетонное. Лет десять назад его обновили – по крайней мере, станции во внутренних районах. Каждую передали в распоряжение какому-нибудь художнику или дизайнеру и сказали – преувеличивая, конечно, но не сильно, – что с деньгами проблем не будет.

Результаты были неоднозначные, но несколько станций получились просто великолепными, и все были настолько разные, что голова шла кругом. Ближайшая к моей гостинице станция оказалась китчевой имитацией стиля «нуво». Поезда были чистые и быстрые и – переполненные, а на некоторых линиях, в том числе на этой, без машинистов. Станция «Уль-Ир» недалеко от приятного, но безликого района, где жил Боуден, была пестрой мозаикой из силуэтов в стиле конструктивизма, а ее цвета заставляли вспомнить о Кандинском. Расписывал ее на самом деле художник из Бешеля.

– Боуден знает, что мы к нему едем?

Датт поднял руку, делая знак, чтобы я подождал. Мы поднялись на уровень улицы, и он прижал к уху мобильник, слушая сообщение.

– Да, – ответил он через минуту, закрывая телефон. – Он нас ждет.

Дэвид Боуден жил в квартире на третьем этаже в ветхом здании, где в его распоряжении был целый этаж. Он набил его произведениями искусства, какими-то обломками и древностями из двух городов и – на мой непросвещенный взгляд – из их предшественника. Над ним, по его словам, жила медсестра с сыном, а под ним – врач из Бангладеша, который пробыл в Уль-Коме даже дольше, чем он сам.

– Два экспата в одном доме, – сказал я.