В кремлевских пыточных подвалах Антон был впервые. Он служил воином, знал хорошо поле битвы, но тут было другое. Сюда свозили врагов государя со всей Руси. Тут им развязывали языки, тут они признавались во всех грехах, а потом прощались с жизнью. В настоящий ад спустился Антон Кураев.

И показал ему Басманов верного служителя адского места – кряжистого палача в окровавленном фартуке. Тот делал свою работу. Ревели белугами двое мучеников на дыбе.

– Вот с ним будешь Шереметева терзать, – сказал Басманов. – Этот – лучший.

В пыточной приторно и мерзко пахло горелой кожей. Несколько ушатов с ледяной водой стояли тут же, и ковш, чтобы, когда занеможет от пытки несчастный, потеряет сознание от боли, охолодить и отрезвить его, привести в чувство для новых мучений.

– А можно мне, Алексей Данилович, избежать участи такой?

– Какой такой? – мрачно спросил Басманов.

– Палача! Ведь воин я! На поле брани привык – лицом к лицу! А не так!..

– Ах ты, щенок! – гневно вспыхнул Басманов. – И думать не смей! Я за тебя царю поручился. И сам царь тебе эту работу дал. Помни об этом, Антошка! Сказал царь: лютуй – исполняй! Иначе сам в миг на дыбе окажешься. Сейчас эти туши снимут, Матвей передохнет, – и за дело! И для меня когда-то это было в новинку! – усмехнулся он. – Попробовал, вкусил – и понравилось! Лютуй, Антошка.

Сказал и ушел. Двух мучеников сняли. Один уже помер к тому времени, другой сил лишился. Палач прихватил ведерко – пил он жадно, вода лилась по шее, бороде и груди, смывала с фартука кровь. Потом поставил ведерко и взглянул на Алексея.

– Ты кто таков будешь? – с колкой усмешкой спросил он. – Новый мой начальник, дознаватель, или тот, кого мне разговорить придется?

– Начальник я твой, – кивнул молодой воин. – Кураев я, Антон Дмитриевич, человек Алексея Даниловича Басманова.

– Все мы его люди. И холопы царские. Давай тогда знакомиться. Я – Матвей Кабанин, сын Дармидонта, – представился палач молодому воину и хитро прищурился: – Смотрю, бледен ты. Впервой, что ли, в таком месте?

– Я на войне был, – зло ответил Кураев. – Ляхов рубал. Десятками!

Палач снисходительно усмехнулся:

– Я не спрашиваю, молодец, где ты свою судьбу пытал. В пыточной ты впервой, говорю?

– В пыточной впервой.

– То-то и оно. Это тебе не с ляхами в чистом поле. Так что смотри и привыкай, – кивнул мясник. – Как говорит благодетель наш Алексей Данилович Басманов, скоро в нас, палачах, большая нужна будет! Когда царь-батюшка выметать сор из избы-то станет! А время то, – он понизил голос, – уже близко! Время уплаты долгов! У меня так руки чешутся до работы!

И скоро на этой дыбе подняли с заломленными назад руками Шереметева. Палач Матвей Кабанин все делал сам, сила у него была медвежья. Стонал боярин, готовился к мукам.

– Кто он таков и почему ты дознаватель? – спросил Матвей Кабанин. – Если не секрет? Не тайна государева?

– Хозяин мой прежний, – негромко ответил Антон. – Боярин Шереметев.

– Дыба, как девка гулящая, всех любит! – усмехнулся палач. – А бояр особенно! Ну а коли он твой прошлый хозяин, то сам бог велел его попотчевать! – рассмеялся Кабанин. – Самое время честь оказать! Правду-матку выведать, кто он таков и почему царь наш батюшка решил слово его проверить!

И взялся мучить ослушника, но пока только для острастки. Плетьми вдоль и поперек, да смоченными в соляной жиже, для услады плоти, как говорил Кабанин, и ледяной водицей сверху, чтоб не сдох, и вновь плетьми, и факелом горемыку по бокам, и кипятком, и вновь солью, и опять ледяной водой, чтобы жив был подоле! «И так много раз будем, – приговаривал Кабанин, – дабы не заленился на дыбе!» Корчился Шереметев. Стонал и ревел. И хоть дознаватель стоял в стороне, боялся подойти близко, Шереметев то и дело встречал его взгляд.