Талантливый мистер Рипли - Патриция Хайсмит (2016)

– Но… видите ли, один человек в Риме сказал, что видел двух мужчин, стоявших возле машины синьора Милеса, на противоположной от дома синьора Гринлифа стороне улицы, и что оба они были пьяны или… – Он сделал паузу ради дополнительного эффекта и заглянул Тому в глаза. – Возможно, один из них был мертв, потому что второй прислонил его к машине! Разумеется, мы не можем наверняка утверждать, что тот, кого поддерживали, был синьором Милесом или синьором Гринлифом, – прибавил он, – но если бы нам удалось найти синьора Гринлифа, мы могли бы, по крайней мере, поинтересоваться у него, был ли он настолько пьян, что синьору Милесу пришлось его поддерживать. – Он рассмеялся. – Вопрос-то серьезный.

– Понимаю.

– У вас нет никаких соображений, где в настоящий момент может быть синьор Гринлиф?

– Нет. Абсолютно никаких.

Tenente задумался.

– Вы не знаете, синьор Гринлиф и синьор Милес ссорились когда-нибудь?

– Нет, но…

– Да-да?

Том медленно продолжал говорить то, что, как ему казалось, и нужно было сказать.

– Мне известно, что Дикки не поехал кататься на лыжах, когда его пригласил Фредди Майлз. Я еще, помню, удивился, что он не поехал. Почему – он так мне и не сказал.

– Я знаю об этой лыжной прогулке. В Кортина-д’Ампеццо. Вы уверены, что тут не замешана женщина?

У Тома проснулось было чувство юмора, но он сделал вид, что тщательно размышляет над вопросом.

– Не думаю.

– А как насчет этой девушки, Марджори Шервуд?

– Возможно, – ответил Том, – но я так не думаю. Наверное, я не тот человек, который может отвечать на вопросы о личной жизни синьора Гринлифа.

– Разве синьор Гринлиф никогда не говорил с вами о своих сердечных делах? – с чисто романским изумлением спросил tenente.

Это можно продолжать без конца, подумал Том. И с Мардж им будет не легче. Она будет отвечать на вопросы о Дикки, повинуясь своим чувствам, и итальянская полиция так никогда и не разгадает тайну душевных переживаний синьора Гринлифа. Да он и сам их не разгадал!

– Нет, – ответил Том. – Не могу сказать, чтобы Дикки когда-нибудь разговаривал со мной о своей личной жизни. Я знаю, что ему очень нравится Мардж, – прибавил он. – Она тоже знала Фредди Майлза.

– Насколько хорошо она его знала?

– Видите ли… – Том сделал паузу, будто ему было что сказать.

Tenente подался вперед.

– Поскольку вы какое-то время жили с синьором Гринлифом в Монджибелло, вы, наверное, могли бы рассказать нам о привязанностях синьора Гринлифа вообще. Это очень важно.

– А почему бы вам не поговорить с синьориной Шервуд? – предложил Том.

– Мы разговаривали с ней в Риме – еще до исчезновения синьора Гринлифа. Я договорился о повторной встрече с ней, когда она приедет в Геную, чтобы сесть на пароход, отплывающий в Америку. Сейчас она в Мюнхене.

Том молчал. Tenente ждал, что он еще что-нибудь добавит. Теперь Том чувствовал себя довольно уверенно. Все шло так, как он и думал в самых оптимистических своих замыслах: у полиции против него ничего нет, его ни в чем не подозревают. Неожиданно он почувствовал себя невиновным, что придало ему силы. Он освободился от вины, как от старого чемодана, с которого тщательно соскреб бирку «Deponimento», наклеенную в камере хранения Палермо.

Он сказал прямо, тщательно подбирая слова, совсем в духе Рипли:

– Помню, Марджори говорила как-то в Монджибелло, что не поедет в Кортину, а потом передумала. Но почему – я не знаю. Если это может иметь какое-то значение…

– Но она ведь так и не ездила в Кортину.

– Нет, но, как мне кажется, только потому, что и синьор Гринлиф туда не ездил. Одно можно сказать – он так нравится синьорине Шервуд, что одна она не поедет отдыхать туда, куда собиралась ехать с ним.

– А как вы считаете – не могли ли они поссориться, синьоры Милес и Гринлиф, из-за синьорины Шервуд?