Офицер передал эту информацию в Рим. Потом повесил трубку и вежливо сообщил Тому, что представитель полиции прибудет в Венецию вечером, после восьми часов.

– Спасибо, – сказал Том и отвернулся от мрачной фигуры полицейского, писавшего что-то в журнале. Вся сценка показалась ему очень скучной.

Остаток дня Том провел в своем номере, спокойно размышляя, читая и внося дополнительные изменения в свою внешность. Он полагал, что, скорее всего, пришлют того же полицейского, который беседовал с ним в Риме, tenente Ровассини, или как там его? С помощью карандаша для бровей он сделал их чуточку темнее. Весь день пролежал в своем коричневом твидовом костюме и даже оторвал на пиджаке пуговицу. Дикки отличался аккуратностью, поэтому Том Рипли хотел показаться явно неряшливым. Он не обедал, и не потому, что не хотел есть, а просто вознамерившись сбросить несколько фунтов, которые набрал для роли Дикки Гринлифа. Он станет худее прежнего Тома Рипли. В паспорте указано, что он весит сто пятьдесят пять. Дикки весил сто шестьдесят восемь, хотя они и были одного роста – шести с половиной футов.

В восемь тридцать вечера зазвонил телефон, и дежурный сообщил ему, что внизу находится tenente Роверини.

– Попросите его, пожалуйста, подняться, – сказал Том.

Том подошел к креслу, в котором собирался сидеть во время разговора, и отодвинул его подальше от торшера. Он сделал так, чтобы казалось, будто в последние несколько часов он читал, чтобы убить время, – торшер и настольная лампа были включены, покрывало смято, пара раскрытых книг валялись обложками вверх, а на письменном столе лежало письмо, которое он начал писать тетушке Дотти.

В дверь постучали.

Том со скучающим видом открыл дверь.

– Buona sera.

– Buona sera. Tenente Roverini della Polizia Romana.[75]

Невзрачное улыбающееся лицо tenente не выражало ни удивления, ни подозрения. Вслед за ним вошел еще один, высокий молчаливый офицер полиции – не еще один, сообразил вдруг Том, а тот самый, который был вместе с tenente, когда Том впервые встречался с Роверини в Риме. Офицер сел в кресло, на которое ему указал Том, около торшера.

– Вы приятель синьора Ричарда Гринлифа? – спросил он.

– Да.

Том сел в другое кресло, в котором можно было сидеть ссутулившись.

– Когда вы видели его в последний раз и где?

– Я видел его в Риме недолго, как раз накануне его отъезда на Сицилию.

– А когда он был на Сицилии, вы имели от него известия?

Tenente записывал вопросы и ответы в записную книжку, которую он достал из коричневого портфеля.

– Нет, известий от него я не имел.

– Ага, – произнес tenente.

Он больше смотрел на свои записи, чем на Тома. Наконец поднял глаза и дружески-заинтересованно взглянул на него.

– Когда вы были в Риме, не было ли вам известно, что полиция хотела встретиться с вами?

– Нет. Этого я не знал. Не могу понять, почему говорят, будто я исчез.

Том поправил очки и внимательно посмотрел на полицейского.

– Я потом объясню. Синьор Гринлиф не говорил вам в Риме, что полиция хочет поговорить с вами?

– Нет.

– Странно, – тихо обронил tenente, делая еще одну запись. – Синьор Гринлиф знал, что мы хотели поговорить с вами. Синьор Гринлиф не очень-то хочет нам помогать.

Он улыбнулся, глядя на Тома.

Том продолжал смотреть на него серьезно и внимательно.

– Синьор Рипли, где вы были с конца ноября?

– Путешествовал. В основном по северу Италии.

Том старался плохо говорить по-итальянски, делая ошибки то тут, то там, и произносил слова совсем не так, как Дикки.

– Где? – Tenente снова взялся за ручку.

– Милан, Турин, Фаэнца… Пиза…

– Мы справлялись в гостиницах, например, Милана и Фаэнцы. Вы все это время жили у друзей?

– Нет, я… обычно спал в машине.