Прежде чем я усну - Си Джей Уотсон (2014)

Вечером в столовой мы поговорили. «Можно у тебя кое-что спросить? — поинтересовалась я и, когда он поднял глаза, спросила: „Почему у нас не было детей?“» Думаю, я спросила это с тайной целью. Мне очень хотелось, чтобы он сказал правду и развеял мою убеждённость.

— Да как-то все было не до того, — ответил он. — А потом уже слишком поздно.

Я отодвинула тарелку с едой. Какое разочарование! Он пришел домой позже обычного, позвал меня по имени, когда вошел. «Где ты?» — крикнул он. Прозвучало почти как обвинение.

Я ответила, что на кухне и готовлю ужин, — я резала лук, чтобы поджарить на оливковом масле, которое уже грелось на сковороде. Он встал в дверном проеме, точно не мог решиться войти. Вид у него был очень усталый и несчастный. «У тебя все в порядке?» — спросила я. Заметив в моей руке нож, он спросил:

— Что ты делаешь?

— Готовлю нам ужин, только и всего, — ответила я. И улыбнулась, но он не ответил на мою улыбку. — Подумала: почему бы нам не поужинать омлетом? Нашла в холодильнике яйца, немного грибов. А у нас есть картошка? Я нигде не нашла, я…

— Я планировал пожарить нам свиные отбивные, — сказал он. — Я купил. Вчера. И думал, что это и будет наш ужин.

— Прости, — заговорила я. — Я…

— Нет, нет. Пусть будет омлет. Если тебе так хочется. Я почувствовала, что разговор уходит не в ту сторону. А он смотрел на разделочную доску, где маячила моя рука, сжимавшая кухонный нож.

— Нет, — ответила я и засмеялась. Он не смеялся вместе со мной. — Неважно. Я и не знала… Я всегда смогу…

— Ты уже порезала лук, — сказал он. Это были просто слова, без всяких эмоций. Констатация факта. И все.

— Ну да, но… Может, и правда пожарим отбивные?

— Как хочешь, — сказал он. И обернулся, чтобы идти в столовую. — Пойду накрою на стол.

Я не ответила. Не знаю, что я сделала не так — и сделала ли вообще. И я снова принялась за лук.

Теперь мы сидели друг напротив друга. Ужин прошел в молчании. Я спросила у него, все ли в порядке, а он пожал плечами и ответил:

— Да, а что? У меня был длинный день, — и больше ничего. — На работе, — только и добавил он, когда я дала понять, что жду продолжения.

Разговор захлебнулся, так и не начавшись, и я передумала рассказывать ему про дневник и доктора Нэша. Я ковырялась в тарелке, стараясь не беспокоиться — в конце концов, у каждого бывают неудачные дни, но беспокойство продолжало точить меня. Я чувствовала, что теряю последнюю возможность поговорить, и не знала, покажется ли мне и завтра, что это — лучшее, что можно сделать. Наконец я поняла, что больше не могу терпеть.

— Но мы хотели ребенка?

— Кристин, — вздохнул он. — Не начинай.

— Прости, — я не знала, что собираюсь сказать и собираюсь ли говорить вообще. Наверное, и правда лучше было не начинать. Но я поняла, что не могу молчать.

— Просто сегодня произошло нечто очень странное, — сказала я. И попыталась придать своему тону легкомыслие и небрежность, хотя на самом деле мне было нелегко. — Кажется, я начала что-то вспоминать.

— И что же? — спросил он, вдруг заинтересовавшись, и подался ко мне. — Что именно ты вспомнила?

Мой взгляд остановился на стене позади него. На ней висела фотография в рамке. Лепестки цветка, снятые крупным планом, черно-белые, с капельками воды. Я решила, что картина выглядит дешево — ей место не в доме, а в супермаркете.

— Я вспомнила, что у меня был ребенок.

Он откинулся на стуле. Его глаза широко раскрылись, а потом закрылись совсем. Он вдохнул и медленно, с шумом, выдохнул.

— Это правда? У нас был ребенок?

«Если и теперь он солжет, — соображала я, — не знаю, что буду делать. Начну с ним спорить. Выскажу все, что я о нем думаю, в неконтролируемом, разрушительном порыве».

Он открыл глаза и посмотрел мне в лицо:

— Да, — ответил он, — правда.