Простая правда - Джоди Пиколт (2019)

– Да, Ваша честь. Извините. – Откашлявшись, я нарочно отвернулась от Купа. – Что сделала Кэти, когда почувствовала себя беременной?

– Ничего. Она выкинула мысль об этом из головы. Отрицала это. Отложила на потом. Знаете, как это бывает у детей: закрываешь глаза и считаешь себя невидимкой? Ну, сработал тот же самый принцип. Если не говорить вслух «я беременна», значит не беременна. В конечном счете, признайся она себе в том, что беременна, ей пришлось бы признаться и перед Церковью – публично покаяться в своих грехах, после чего ее ненадолго отлучили бы, а после простили.

– Игнорирование беременности – это похоже на осознанное решение.

– Нет, поскольку у нее действительно не было выбора. По ее мысли, это был единственно верный способ оградить себя от исключения из общины.

– Кэти не могла утаивать свое состояние, когда начались роды. Что произошло тогда?

– Вполне очевидно, – сказал Куп, – что механизм отрицания дал сбой, и ее рассудок стал мучительно искать другой способ оградить себя от признания беременности. Когда я впервые беседовал с Кэти, она рассказала мне, что ей стало нехорошо за ужином и она рано легла спать, но ничего не помнит вплоть до пробуждения. Разумеется, факты указывают на то, что в этот период она родила ребенка.

– Это был новый защитный механизм – потеря памяти?

– Провалы в памяти, обусловленные диссоциацией.

– Откуда вам известно, что Кэти не впала в состояние диссоциации с самого начала, узнав, что беременна?

– Потому что в противном случае у нее могло развиться раздвоение личности. Любой человек, у которого несколько месяцев наблюдается расщепление сознания, создаст другую личность. Тем не менее возможно расщепление сознания, помогающее пережить краткие периоды психологической травмы, и в случае с Кэти это вполне справедливо. – Он помолчал. – Не так важно понять, к какому защитному механизму она прибегла и было это сознательно или бессознательно. В случае с Кэти более важно понять, почему она испытала потребность защитить себя от осознания беременности и родов.

Я кивнула:

– В конечном итоге она вспомнила, что произошло во время и после родов?

– В какой-то степени, – ответил Куп. – Она помнит, что боялась испачкать кровью простыни своей постели. Помнит, что пошла рожать в коровник и ужасно боялась. Потом перерезала пуповину и перевязала ее. Помнит, что взяла младенца на руки и стала его качать, пытаясь успокоить. – Он выставил мизинец. – Она помнит, что дала ему пососать палец. Потом закрыла глаза, потому что очень устала, а когда проснулась, ребенка уже не было.

– Что, по-вашему, случилось с ребенком, если основываться на ваших сведениях о Кэти?

– Протестую! – выступил Джордж. – Это предполагает различные догадки.

– Ваша честь, каждый свидетель, вызванный прокурором, строил свои догадки по этому вопросу, – заметила я. – Как психиатр Кэти, доктор Купер в состоянии более компетентно, чем другие, высказаться по этому вопросу.

– Отклоняю, мистер Каллахэн. Доктор Купер, можете ответить на вопрос.

– Полагаю, ребенок умер у нее на руках по одной из причин, по которым умирают недоношенные дети. Потом она спрятала тело – ненадежно, потому что в тот момент действовала как робот.

– Что заставляет вас так думать?