Потому что Бог наказывает меня за то, что я нагрубила Карлу-Юхану и бросила его одного с детьми, хотя знала, что один он не справится.

– Насколько ему плохо? – спрашиваю я. – Вообще-то я очень занята.

Медсестра терпеливо объясняет, что нельзя знать наверняка, но у него сильно упало давление и он без сознания. Речь может идти о часах или днях, но разумеется, мне решать, приезжать или нет.

Краем глаза я замечаю какое-то движение со стороны промзоны и поворачиваюсь.

Ничего не видно, но я уверена, что видела, как кто-то пробежал под фонарем и стремительно, как рыба в морской глубине, скрылся в кустах.

Я делаю несколько шагов назад в темноту. Говорю медсестре, что постараюсь, но не уверена, что смогу сразу приехать, и прошу позвонить, если отцу станет хуже, она обещает так и сделать.

Закончив разговор, я отключаю звук на мобильном и долго всматриваюсь в темноту. Все, что я вижу, это низкие кусты и белые стволы берез.

Вытягиваю руки прямо перед собой и делаю пару шагов. Рука упирается в холодный камень.

Вот он – тайник Самуэля.

Быстро опускаюсь на корточки и начинаю копать руками у камня. Хвоя и земля застревают под ногтями, но я продолжаю рыться в прошлогодней листве и ветках.

Я уже по локоть в земле, но ничего не видно. Думаю, что ошиблась местом, но внезапно земля проваливается, и руки шарят в пустоте, будто я наткнулась на пещеру под землей.

Я нагибаюсь вперед и сую руку под камень, вожу по корням и мокрой земле и вдруг нащупываю ткань сумки.

Через пять минут я снова у машины. Закидываю удивительно легкую сумку в багажник и снова оглядываюсь по сторонам.

Все спокойно. Никого не видно и не слышно.

Сажусь в машину, закрываю дверь. Выдыхаю.

Достаю мобильный.

Три пропущенных звонка.

Из хосписа.

Манфред

Меня будит стук по клавишам.

Жалюзи опущены, в комнате темно. Здесь жарко и душно, как в машине, оставленной на открытом солнце.

Я смотрю на часы.

Половина шестого.

Что такого важного подняло ее в такую рань?

– Что ты делаешь? – грубее, чем хотел, спрашиваю я.

– Пишу кое-что.

– Это я вижу. Но почему сейчас? Знаешь, который час?

– Могу пойти в гостиную.

Я со стоном откидываю одеяло. Я весь в поту, простыни тоже мокрые.

– Не надо. Я все равно уже проснулся.

Афсанех не отвечает, только пальцы быстрее бегут по клавишам.

Я поворачиваюсь на один бок, чтобы посмотреть, что она делает.

Ноутбук у жены на коленях. На экране улыбающийся лысый ребенок с уродливой кошкой на руках.

– Что это за хрень?

Пальцы жены замирают, она поворачивается ко мне. Взгляд напряженный.

– Это Юлия. Ей шесть лет, и у нее острый лимфобластный лейкоз.

– А зачем ты ей пишешь?

Афсанех тяжело вздыхает и хлопает крышкой ноутбука.

– Не ей. Ее маме. Мы познакомились на форуме для больных детей.

– Ты все еще торчишь на этих форумах?

Афсанех ставит ноутбук на пол.

– Да, торчу. И знаешь что? Тебе тоже стоило бы. Полезно общаться с людьми, оказавшимися в похожей ситуации. Людьми, которые понимают. Действительно понимают. Я не знаю, что ты делаешь со своим страхом, но мне необходимо с кем-то говорить о Наде.

Я не отвечаю, чувствуя себя незрелым юнцом на фоне моей мудрой не по годам жены.

Незрелым, бесчувственным… и безумно желающим закурить.

Понятно, что не стоит ей запрещать общаться с этими людьми, если это дает силы. Надя до сих пор не проснулась, и все, что помогает нам не сойти с ума, стоит того.

– Прости, – шепчу я. Афсанех гладит меня по щеке. – Но можешь объяснить мне кое-что? – продолжаю я. – Это ведь понарошку.

– Что значит понарошку? – искренне удивляется жена, явно не понимая вопроса.