Оцепенение - Камилла Гребе (2020)

На Афсанех надето сшитое по фигуре светло-желтое хлопковое платье. В нем она ослепительно хороша, но Афсанех хороша во всем, даже в застиранной футболке.

Ей все к лицу, но я прекрасно знаю, что это моя любовь делает ее такой неотразимой.

Мы вместе выходим из дома.

Аллея вдоль улицы Карлавэген пустует. Наверное, виновата жара. Повсюду тополиный пух. Он попадает в нос, в рот, застревает в волосах. Сбивается в кучки вдоль обочины. Как снег.

Летний снег.

Мы ненадолго останавливаемся на тротуаре. Афсанех со смехом убирает пух у меня с лица. Мы целуемся – как самые обычные пары – и расходимся по своим делам.

Я понимаю, что Афсанех было бы короче пойти со мной к метро, но она не в состоянии пройти то место, где упала Надя, и идет в обход.

Сам я обычно ускоряю шаг в этом месте или перехожу на другую сторону дороги, чтобы не ступать по тем камням, по тому асфальту, по тому проклятому тротуару, о который чуть не разбился мой несчастный ребенок.

Делаю глубокий вдох и гоню прочь мысли о Наде. Вместо этого думаю о желтом платье, о том, как оно обнимало стройные икры Афсанех при ходьбе. Как ветер трепал ее волосы. Думаю о ее легкой танцующей походке.

Это друзья из Интернета помогли ей справиться с ситуацией? Оказали поддержку, которой я не в силах был ей дать?

Не знаю.

Первую половину дня я посвящаю изучению протоколов следствия по делу о побоях, за которые Улле по прозвищу Бульдог был осужден в двух инстанциях.

Они помогают мне нарисовать психологический портрет преступника. Эмоционально незрелый женоненавистник, импульсивный лжец, мужчина с психикой ребенка.

Среди материалов дела нахожу и заключение психолога. Он также провел тест на интеллект и выяснил, что коэффициент ай-кью Берга около семидесяти пяти. Это ненамного выше, чем у умственно отсталого.

В общем, Улле Берг не так уж и умен.

После обеда я иду к автомату, чтобы выпить безнадежно разбавленный кофе, который предоставил работодатель.

Возле серого агрегата вижу Дайте и Малин. Они разговаривают и активно жестикулируют. Завидев меня, разворачиваются и идут в мою сторону.

– Нам нужно поговорить, – заявляет Малин.

– А кофе сначала можно?

– Конечно, мы же не монстры, – ухмыляется Дайте.

Я наливаю кофе, и мы идем в конференц-зал.

– Слушаю, – говорю я.

– Вчера ты попросил нас дать наводку коллегам из южных пригородов на Улле Берга и его подружку… – начинает Дайте.

– И сегодня утром нам позвонила коллега из Ханинге, – добавляет Малин. – Стажер Анна Андерссон. Утром ей поступило заявление об исчезновении человека.

– Она полагает, что этот человек работает на семью в Стувшере, – говорит Дайте. – Она едет сюда, так что мы можем поболтать с ней.

– Кроме того, – выдыхает Малин, – Виктор Карлгрен и Юханнес Ахонен звонили на незарегистрированную сим-карту.

– На тот же номер? – уточняю я.

Малин качает головой.

– Нет, но оператор смог привязать обе карты к одному телефону. Это айфон. Мобильный и карты куплены в Ханинге в разное время. Звонки тоже были сделаны из Ханинге. Коллеги проверят, есть ли в магазине камеры и кто на видео.

– Стувшер, – говорю я. – Это же рядом с Ханинге?

– Да, в паре миль, – бормочет Дайте.

– Простите, – перебивает Малин, – я плохо знаю Стокгольм. Что это за Стувшер?

Я обдумываю ответ.

– Это как Урмберг, но наоборот. Такой же маленький. Рыбацкая деревушка, превратившаяся в богатый дачный поселок. Зажиточные стокгольмцы проводят там лето. Постоянно там почти никто не живет.

– Понятно. Поговорим со стажером.

– Есть только одна проблема, – говорит Дайте. – Женщина, которая хотела оставить заявление, исчезла до того, как стажер успела взять ее контактные данные.

Анна Андерсон, как и Малин, спортивная девушка на большом сроке беременности. Русые волосы мягкими локонами обрамляют кукольное ярко накрашенное личико.