Рулетка судьбы - Антон Чижъ (2019)

Из-за его спины павой выплыла дама, приняла скульп-турную позу и красиво вознесла руку.

– В Москве по праздникам без подарков не ходят, так я с подарком!

В первое мгновение Эфенбах ее не узнал, так она изменилась. Зато во втором счастливо всплеснул руками:

– Птичка-небыличка наша сладкопевчая! Вернулась! Баронесса! Наша! Раздражайшая! Фон Шталь! Ай, сразила в самое дыхание! Ох, мороз по сердцу! – заливался он, страстно желая сжать в объятиях прелестное создание. Но не мог себе этого позволить. – Да вас же куда там узнать!

В самом деле, с последней встречи баронесса преобразилась: она стала яркой брюнеткой. Черной, как крыло ворона. Как ночь… Как бездонное озеро… Ну и так далее. Ничто так не меняет женщину, как тщательно подобранная черная краска.

– И я рада вас видеть, бесценный Михаил Аркадьевич! – ответила фон Шталь, посылая поцелуй. Воздушный, разумеется. – И вас, господа, очень рада найти в здравии! Примите мои поздравления с праздниками!

Лелюхин с Актаевым встали из-за столов и тоже улыбались нежданной гостье. Только Кирьяков сделал вид, что слишком занят бумагами, чтобы отвлекаться на пустяки.

– А где подарок? – спросил Эфенбах, невольно облизнувшись.

Ему указали на тело без чувств в руках городового. Катя сочла за лучшее притвориться. Так оно вернее будет.

– Гузова Катерина, воровка, промышляет в ресторане «Лоскутной», срезала ридикюль у невинной барышни… Извольте получить и оформить… Мой подарок!

Подарки Эфенбах получать любил. Но совсем не такие.

– Заявление барышня окраденная написала? – все же улыбаясь, спросил он.

– Нет, ридикюль ей вернула.

Подарок для сыска бесполезен – дело не завести.

Городовой вконец устал: девица с шубейкой имела вес немалый.

– Куда ее, ваш бродь?

Эфенбах махнул в угол, отгороженный прутьями. Нельзя же обидеть баронессу, отпустив при ней. Городовой поволок Катю, которая продолжала играть обморок.

Фон Шталь оглядела приемное отделение.

– А где господин Пушкин? – спросила она, старательно скрывая интерес.

– Беда с ним, – трагическим тоном ответил Михаил Аркадьевич, вдыхая аромат женщины.

– Что случилось?! – чуть не вскрикнула баронесса.

– Что ни день – так спит! Служба идет, а он спит, дремучее создание! Никакого с ним понимательного процесса не сладить. Мал пескарь, да пенек не объедешь!

– Совершенно с вами согласна, прелестный Михаил Аркадьевич, – сказала она с видимым облегчением. – Возмутительное поведение. Месье Пушкин совершенно отбился от рук.

– Еще как отбился! Осколков не собрать!

– Ну ничего. – Баронесса надела варежки с меховой опушкой, как доктор резиновые перчатки. – Придется ему ответить за ваши страдания…

– Уже уходите? – спросил расстроенный Эфенбах, уже собиравшийся пригласить даму отобедать с ним.

– Я обязательно вернусь, славный Михаил Аркадьевич, у меня имеются кое-какие интересные сведения… Кстати, где теперь месье Пушкин?

Эфенбах не мог вспомнить, куда делся его чиновник. Пришлось Лелюхину сообщить, что Пушкина вызвали в Арбатскую часть на Большую Молчановку. Баронесса знала эту улицу. Наговорив ворох комплиментов уму и талантам Эфенбаха и мило помахав ручкой чиновникам, она исчезла, как видение. Оставив за собой тонкий аромат духов Брокар: то ли «Царский виолет», то ли «Конец века». Нечто знакомое и волнующее, как тайный поцелуй.

Романтические мечтания разбил Кирьяков. Он спросил, что делать с задержанной: оформлять или отпускать. Эфенбах поморщился: задерживать не за что. Полицейского фотографа в сыске нет, а правильно делать бертильонаж[26] некому. Завести карточку, описать приметы и вытолкать в шею воровку Катю Гузову, всего и делов. Ну и припугнуть, конечно, чтоб в «Лоскутную» больше не смела нос сунуть. Место приличное, Эфенбах порой там обедал. Чиновник отправился исполнять поручение.

А Михаил Аркадьевич мечтательно вздохнул.