Крупье обратился за помощью к той, кто не мог обмануть. Игра была спокойна. Нити тянулись и плелись. Он понял, что наваждение исчезло. Можно играть. Месье Клавель запустил колесо. Шарик перепрыгнул zero и лег на «32, красное, чет, больше половины». С невиданным облегчением месье Клавель собрал жалких триста рублей с zero. Таких дорогих для него. И не забыл мысленно поблагодарить игру. Его обожаемую Madame la Roulette[29].

– Faites le jeurs, messieurs! Faites le jeurs, messieurs!

Прасковья отошла от стола.

– Просадили, – сказала она, улыбаясь под маской.

Фудель и Лабушев тоже отошли. Им оставалось смотреть. Каждый проиграл последние сто рублей. У Фуделя держалась в кармане пятерка, но только на крайний случай, когда будет уверен. И только на цвет. Лабушев спустил все, что занял…

Зато Эфенбах был приятно удивлен. Не запомнив ничего из лекции Пушкина, он поставил на красное. И удвоил три рубля. Такая игра ему понравилась. Он опять поставил на красное…

В зал вошла мадам Львова. Она надела платье, которое ей не нравилось. Настроение ее было предгрозовым. Окинув взглядом зал, сразу заметила барышень в светлом и темном платьях, которые при ее появлении зашли за спины игроков. На лицах у них были маски. Кого вздумали обмануть? Тетушка решительно направилась в их сторону. Заметив движение, барышни в масках резво пошли вдоль стола. Но от мадам Львовой еще никто не уходил.

Месье Клавель заметил странную беготню за спиной, но нельзя же запретить дамам немного размяться. Он запустил шарик.

Выпало «35, черное, нечет, больше половины».

– Едрёно коромысло на суку повисло! – выразился Михаил Аркадьевич, у которого лопатка забрала шесть рублей. Такая игра ему совсем не понравилась. Он рассердился и опять поставил три рубля. На черное. Вместо того чтобы после проигрыша сделать ставку в семь рублей на том же цвете. А если понадобится, то и еще раз. Как советовал Пушкин в способе игры d’Alambert. Но кто из нас слушает советы!

Между тем мадам Львова, настигнув беглянок, попыталась схватить за голый локоть преступницу в белом платье.

– Как это понимать, мадемуазель Тимашева? – строго, но тихо спросила она.

– Вы ошибаетесь, мадам, – нерешительно ответила барышня, скрытая «летучей мышью». – Я вас не знаю…

– Ах, вот как? Вы меня не знаете? Ну что ж…

Наплевав на приличия, мадам Львова, готова была сорвать маски, но тут между нею и вруньей встала мадемуазель. Вся в черном, маска сверкает мишурой и манит перьями.

– Вам же сказали, мадам: вы ошибаетесь, – решительно заявила она. – Это мои… сестры, Розетта и Жанетта…

Тетушка смерила ее беспощадным взглядом.

– Кто вы такая?

– Мадемуазель Бланш, к вашим услугам… Повторяю, вы ошибаетесь…

Незнакомка была агрессивна, молода и сильна. Вступать с ней в бой, устраивая открытый скандал, тетушка не решилась, силы уже не те. Не извинившись, она отошла. В полной уверенности, что наглые девчонки нашли себе плохую покровительницу. Опасную и коварную. Ничего, завтра покажет им, как обманывать старших… Окончательно разозлившись и забыв, что хотела поиграть, она покинула рулетку.

– Благодарю вас, просто спасли меня, – сказала Настасья, обмахиваясь ладошкой, щеки ее горели. – В какой-то миг показалось, что она разорвет меня на части… Какая страшная женщина.

Агата погладила ее по плечу.

– Вам нечего волноваться, моя милая, я с вами, – сказала она, думая, что с такой тетушкой ничего хорошего от Пушкина ждать не приходится. Одна кровь…

– Настасья, позволь еще поставлю? – Прасковья зажала сторублевую ассигнацию в пальцах. – Чувствую, что будет удача…

– Как тебе будет угодно, дорогая…

Ставка легла на первую дюжину номеров, от 1 до 12. Что давало удвоение суммы. В случае выигрыша.

Шарик, запущенный месье Клавелем, летал над цифрами, которые игроки называют цилиндром, пока, обессилев, не упал на «14, красное, чет, меньше половины».