– Тебе больше не удастся обвести меня вокруг пальца, – сказал он. – После всего, что я тебе предложил. Мне больше не нужны твои мертвые обещания и твои одурманивающие, ядовитые поцелуи.

– Я могу объяснить…

– Уйди с моей дороги, Шейда. Мне надо успеть на самолет. – Он прорвался мимо меня к лифту. Его лицо было резким, злым и вымотанным, и от него пахло табаком и выпивкой.

– Трой, я…

Он остановил меня. Одним взглядом. Его лицо было жестким, скулы сведены яростью. На щеке дрожал нерв.

Я привычно думала, что из нас двоих жертвой всегда буду я. Трой Хитгейт, мой сильный, непобедимый любовник, никогда не может сломаться. Но все завесы исчезли, и я увидела себя. Это я жила, как тот вампир из «Ночи ужасов». Я все время питалась от него, и вот он захлопнул передо мной дверь.

– Прощай, Шейда Хиджази, – сказал он, когда за ним закрывались двери лифта, выбивая все окна в нашем украденном доме, построенном в украденное время. Он рушился вокруг меня, поднимая тучи пыли и битого стекла.

Прощай, Трой Хитгейт.

Я прислонилась к двери, понимая, что разбила нечто глубокое и драгоценное, не поддающееся починке. Согнувшись пополам, я рухнула на пол.

45. Неясность

6 августа 2001 года

Коттедж выглядел точно так же, разве что кое-что в нем улучшили. Вместо старого дивана стояла изящная, но удобная софа. На стене появился телевизор с плоским экраном, в кухне – новая посуда. Столешница теперь была из гладкого черного гранита, но шкафчики сохранили свой теплый уют. Ванную комнату тоже обновили – там появилась викторианская ванна на золоченых ножках, отдельная душевая кабина, шикарные краны, свежая краска. Изменилось все, кроме зеркала.

СБ+ЖВ было когда-то написано там на запотевшем стекле – одним солнечным, украденным выходным.

В объявлении в Интернете была фотография сверху, со спутника, но когда Эми прислала мне дополнительные фото, я узнала его. Затаив дыхание, я просмотрела галерею. Деревянные стены, потрескавшаяся краска, каменные плитки, ведущие к озеру.

Наш коттедж.

Мне снова хотелось сидеть в этом гамаке, плескаться ногами в воде, свернуться в кровати и проснуться под плеск прибоя. Все здесь звало меня к себе.

Иди сюда, звал «Х» на берегу.

Я позвонила Эми на следующий же день и забронировала коттедж на неделю. Хафиз обещал забрать детей.

Мне требовалось время, чтобы прийти в себя, выспаться, посмотреть на луну. Я чувствовала себя так, словно сошла с американских горок: шок после рака, операции, химии. Развода. Ужас от потери Троя.

С тех пор, как он уехал в Нью-Йорк, прошли месяцы, но рана так и не затянулась. Он не отвечал на мои звонки. Впервые за все это время я зашла на [email protected] и нашла там письма от него – он каждый год писал мне в наш день рождения. Каждый год, кроме этого. Я подумала о своей молчаливой традиции – каждый год в этот день печь ему браунис, даже если он и не мог получить их.

«Я скучаю по тебе», – написала я и нажала на «Отправить».

Ответа не было.

Всякий раз, проезжая мимо его офиса, я немного умирала. Всякий раз, думая про опустевший лофт, я дотрагивалась до его четок. Серебряный крест на них протерся, много лет провисев в выемке его ключиц. Каждая деревянная бусина казалась мне воспоминанием о нас, круглым и целым, но с дыркой посередине. По ночам я пересчитывала их.

Вернись ко мне.

Вернись ко мне.

Случалось, что я забывала об этом, как на прошлой неделе, когда к нам приехал Хафиз и мы играли с Наташей и Заином в настольные игры. Они вроде бы неплохо перенесли все это, хотя иногда я видела, что они подслушивают мои разговоры с онкологом. Они едва не потеряли меня; едва не потеряли Хафиза. Думаю, они счастливы оттого, что оба их родителя просто живы, даже если и не живут под одной крышей.