Пятьдесят три письма моему любимому - Лейла Аттар (2022)

– Раз, два, три, четыре… – Быстрые, сильные нажатия на грудь. Протяженность бесконечных секунд. Затем он накрыл рот Заина своим и зажал ему нос, приподнял подбородок и вдохнул в него воздух. Раз, другой. Прижал ухо к его губам.

Снова раз, два, три, четыре… Каждый счет отзывался в моей душе ударом кинжала. Хак, хак, хак, хак. Крест на шее у Троя раскачивался. Жизнь, смерть, жизнь, смерть.

– Давай! – Он снова вдохнул в Заина воздух. – Ну, давай же!

Во время следующей серии нажатий изо рта и носа у Заина пошла розовая пена. Она не была прозрачной и чистой, как в кино. Она была склизкой и густой, как мокрота. С каждым нажатием он извергал из легких воду. Пытаясь сделать вдох, он заглатывал ее снова. Кашель. Брызги. Ужасный хрип, булькающие звуки. Он открыл глаза, залитые кровью и слезами.

Трой перевернул его на бок. Еще вода. Еще задыхающийся кашель.

– Принеси из лодки одеяла, – крикнул Трой. – И где эта чертова скорая?

Он приподнял Заина сзади, обхватив вокруг талии и сжал. Снова вода. Хафиз накрыл Заина одеялом, и Трой снова опустил его.

Прибыли парамедики, интубировали Заина и откачали из него еще воды. Я представила себе его крошечные легкие, раздутые, как два пакета с водой, и начала судорожно всхлипывать.

Трой положил мне руку на плечо.

– С ним все будет хорошо. – Он казался изможденным, высохшим, измученным.

– Спасибо тебе, – сказал Хафиз.

Я отошла от Троя, потянулась к мужу. Мы сели в скорую вслед за медиками. Трой остался на улице, глядя, как наша семья заходит в машину.

Двери закрылись, и мы уехали. Я знала, что Трой смотрит нам вслед, но не обернулась. Яркий лак на моих ногах потрескался и облупился.

29. Четыре года спустя

29 июля 2000 года

Заин родился во время грозы.

Это была весна 1986-го, и дождь лил уже три дня. Когда у меня пошли воды, Хафиз был в отъезде. В больницу меня отвез Боб, а Элизабет присматривала за Наташей.

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я кому-нибудь позвонила? – спросила она.

– Попробуйте дозвониться Хафизу.

Я рожала шестнадцать часов. Почему-то с Заином было гораздо труднее, чем с Наташей, а может, так просто казалось оттого, что я была одна. Когда сын появился на свет, в больнице отключилось электричество. И я впервые увидела его личико в свете молний. Может быть, поэтому он всегда боялся грозы. Маленьким он всегда обнимал меня и прятал лицо у меня на животе.

– Прогони ее, мама, – шептал он.

Теперь он находит другие способы быть ко мне поближе. Сегодня он крутился вокруг и просил, чтобы я сделала горячий шоколад, по-настоящему, как он любит.

В том, чтобы наблюдать за закипающим молоком, есть что-то успокаивающее. И просто приятно ломать шоколад на кусочки и смотреть, как он плавится, расходясь по спирали, когда я помешиваю в кастрюльке.

Мы с Заином и Хафизом сидели в кухне за столом, из чашек поднимался горячий пар, от которого запотевали стекла.

– Можно, мы сегодня останемся у бабушки? – спросил Заин, пощипывая струны гитары.

– Да, – ответил Хафиз.

– Нет, – одновременно с ним сказала я.

– Ну так да или нет? – спросил Заин.

– Папы не будет дома на следующих выходных, – ответила я. – Тогда и пойдете к бабушке, если захотите.

– Но…

– Заин, – поднял глаза от газеты Хафиз. – Что мама сказала?

– Но она никогда меня никуда не отпускает.

– Она волнуется. – Наташа вошла в кухню и села на стул. – Ну из-за того, что тогда случилось.

– Но это было четыре года назад. И я с тех пор научился плавать.