Мария, королева-мать Шотландии, католическая претендентка на престол Англии, замыслившая убить свою кузину Елизавету, была схвачена, все доказательства ее козней ясно изложены в ее собственных письмах, расшифрованных рябым и очкастым Томом Фелиппесом и прочитанных сэром Фрэнсисом Уолсингемом. И когда начались аресты, Джефф в одиночку помешал нескольким сторонникам обреченной королевы вмешаться в происходящее. Несколько месяцев спустя Мария Стюарт рассталась с головой, и Джефф был там, в зале в замке Фотерингей, когда это случилось, он видел, как ее маленькая собачка лакала кровь и закричала, словно человеческое дитя, когда с эшафота подняли тело ее вероломной хозяйки.

Так много заговорщиков было поймано, так много католических северных семей распалось из-за злодеяний Марии, что следовало наградить причастных. Роб Бил посетил Джеффа в ночь после казни и сказал престранную вещь: «Я думаю, мы наконец-то в безопасности, Джефф». Беллок посмотрел на него с некоторым удивлением. Это было совсем не похоже на вечно обеспокоенного заместителя Уолсингема. То же самое можно было сказать о том, как он легкомысленно и весело обнял своего великана-подручного. Джефф счел это своего рода опьянением без участия выпивки (и, конечно, оно оказалось таким же ложным, как и оптимизм любого пьянчуги).

Но за тем столом в 1587 году, когда Мария умерла, а Елизавета была в безопасности, Джефф позволил себя убедить. Он взял деньги Била, принял полные любви послания от Уолсингема и ушел с секретной работы, нежно с нею попрощавшись.

В марте 1587 года Джеффри Беллок сменил поприще, подобное изменение было необычно для человека его класса и эпохи. Ему исполнилось тридцать четыре или тридцать пять, и Англия наконец-то оказалась в безопасности. Так все твердили. Потому он и стал актером, его приняли в другом сообществе, состоящем в основном из сирот и нищих третьих сыновей.

7

В начале 1588 года дом в Чипсайде предъявил миру тридцатую, тридцать первую, тридцать вторую и тридцать третью жертвы чумы за неделю, и поэтому театры закрылись. Джефф Беллок бежал из чумного Лондона вместе с труппой Слуг графа{37} и отправился в турне по внутренним дворам, ратушам и частным поместьям вплоть до Камберленда. Разрешение на передвижение по стране без риска оказаться арестованными за бродяжничество выдали через несколько дней, напомнив всем, и не в первый раз, насколько сильно их жизнь и средства к существованию зависели от покровителя. Без него, без театра, они становились бродягами и были обречены. Граф хотел, чтобы они могли путешествовать; они могли путешествовать; они путешествовали. И избавились от риска умереть от чумы.

Невидимая ливрея Уолсингема, несомненно, была самой странной из всех, но быть актером означало носить самые разные ливреи, становясь то лордом, то королем, то королевой. Когда Джефф изображал на сцене дряхлого и глупого короля Шотландии, он надевал кое-что из вещей, подаренных на прощание Билом — переданных, по его словам, самим Уолсингемом. Отставной шпион носил одежду главы шпионской сети, изображая дряхлого врага.

С утра труппа путешествовала, а днем играла в каком-нибудь дворе. По вечерам актеры были свободны, хотя, конечно, они не были богатыми людьми, поэтому вечера, как правило, походили друг на друга, и в этом смысле у гастролирующих актеров на протяжении веков ничего не менялось: бурные попойки, достойный сожаления секс, плохое жилье, и все под аккомпанемент нытья по поводу тусклого освещения, необузданной публики и политической возни, произрастающей из зависти и интриг по поводу распределения важных ролей.