Дом последней надежды - Екатерина Лесина (2018)

Хочу, чтобы закончилось.

Мне подают клинок, больше похожий на зуб чудовища, посаженный на деревянную рукоять. Острие его легко вспарывает кожу, и кровь льется.

…льется кровь.

Сбегают по ладони алые капли. Сыплются в чашу, и кровь мешается с кровью. Мне предлагают выпить, и я соглашаюсь. Эта — сладкая, что дикий мед.

Бьорн исчезает.

Нет, он рядом. Я слышу его бубен, голос которого не позволяет вырваться из дымного плена. Пахнет… а хорошо пахнет. Он возвращается и протягивает полосу белой ткани.

Правильно.

А то ведь кровь не спешит свернуться.

Бьорн сам накладывает на рану толстый слой мази. Жирная, коричневая, она жжется, но жжение скоро утихает, сменяясь прохладой.

— Будет. Хорошо.

Наш язык дается медведю с трудом. И он сам устало смахивает пот со лба. Угли гаснут. И я… я вытираю кровь, которая засыхает. Еще немного и бурую корку будет не отодрать. Вставать тяжело, но мне подают руку. Я даже не оглядываюсь, и так понимаю, кто это…

— Объяснишь? — я понимаю, что как-то нелогично, требовать объяснений уже после ритуала. И голос разума запоздало шепчет, что я поступила абсолютно неразумно. Мало ли что со мной сделали…

Тьеринг вздыхает.

Вздыхать у него получается выразительно, но в любом случае вздохи — это малоинформативно.

— Это защитит тебя, — он сам вытирает кровь с моего лба.

А я замечаю запястье, перетянутое белым лоскутом ткани.

Все интересней.

Но… иных объяснений не последовало.

— Возьмешь наши товары торговать? — тьеринг, гад белобрысый, меняет тему.

— Если будет где…

…пусть старый Юрако и отдал лавку, засвидетельствовав сей акт на белом шелке, а печать наместника подтверждала, что сделка совершена законно, но разрешения еще нет.

— Будет, будет, — тьеринг улыбается. — Ты, главное, не волнуйся…

…в прошлой жизни после подобных заверений я как раз и начинала волноваться, а здесь вдруг успокоилась.

Обряд всему виной, не иначе.

Глава 28

…разрешение на открытие магазина принес уже знакомый господин. Он явился пешком, и кошка увидела его издали и, взлетев на облюбованную ветку, зашипела.

Хвост ее взметнулся, смахнув снег с ветки. А потом кошка исчезла.

С ней подобное случалось.

Был третий день после моего возвращения, к которому отнеслись на редкость равнодушно, будто и не было ничего-то необычного в том, что несколько дней я провела у тьерингов. В доме ничего не изменилось.

Разве что рыбы стали готовить больше.

А Мацухито перестала плакать.

Не то, чтобы совсем. Когда взгляд ее, необычно затуманенный, останавливался на мне, она горестно вздыхала и прикрывала рот ладошкой.

А забывшись, начинала напевать.

И чайные смеси ее больше не пахли ромашкой. К ним привязался тонкий цветочный аромат. Гардения? Гиацинт? Что-то совершенно иное, но радужное, навевающее мысли о скорой весне.

…у Юкико появился еще один серебряный амулет, который она скрывала в волосах, но он все равно притягивал взгляд яркою звездочкой.

— Это потому что ты стала видеть сокрытое, — произнес наш колдун, заметив мой интерес. — Я просто помогаю ей…

…она ходила медленно, переваливаясь со стороны в сторону. Ее живот выпирал из-под одежды и казался несоразмерно огромным. И я беспокоилась, что это ненормально, но все три повитухи, приглашенные мной, в голос заявляли, что ребенок будет крупным.

И надо покупать мед.

Золотую фольгу.

Колокольчики.

И свечи из красного воска, который делали лишь на острове Хунэй. Пропитанные особыми маслами, они горели медленно и давали дым, унимающий боль.

Свечи мы купили.

И все остальное тоже, но… глядя, как Юкико замирает, уперев руки в поясницу, медленно тянется, пытаясь распрямить спину, я не могла отделаться от мысли, что это все… не безопасно.

Крупный ребенок.

Маленькая мать.