— Она ведь была умной женщиной… во всем, что не касалось… этого. Она вела дела деда. И после смерти его тоже… она сумела сохранить и приумножить состояние… печалилась лишь, что дед не позволил воспитать маму мою правильно… а я теперь понимаю, что он ее спас. Мой же отец слишком зависел от бабушки, чтобы сказать хоть слово поперек. И мне пришлось… я надеялась… ждала… я приняла с покорностью эту ее… безумную мечту.

И вправду безумную.

Где-то там, за морем, лежит чудесная страна, в которой все счастливы. И стоит лишь перебраться через это море, как случится чудо… знакомо. И самое страшное, что ее бабка была уверена: действует она во благо внучки. Та ведь слишком мала, чтобы разбираться в жизни.

— Я и вправду думала, что где-то там меня ждут… шелковые носилки. Покорные рабы… дворец. Император, который, конечно, восхитится моей красотой… и возьмет меня в жены.

Смешок сквозь слезы.

— А потом она взяла и умерла, и оказалось, что все это… это…

Губы задрожали, но Кэед справилась с собой.

— В доме появился отец… раньше ему дозволяли лишь изредка навещать меня. Бабушка боялась, что он меня испортит. Слишком прост и вообще не достоин того, чтобы отцом зваться. Была бы ее воля, она бы его заменила на кого-нибудь более подходящего.

Судорожный вздох тревожит красногрудую пташку, устроившуюся на ветке. Она с чириканьем взлетает выше. И еще выше, прячась в клубке ветвей.

— Он привел с собой сваху. А та, осмотрев меня, сказала, что… без хорошего приданого пристроить невозможно. Без очень хорошего приданого… без бабушкиной мази моя кожа начала шелушиться. Появились такие… такие… — ее передернуло. — Она опухла… и волосы, которые перестали натирать смесью масел… отец не желал тратиться на такие глупости… стали путаться… а мои ноги… сваха потребовала, чтобы их исправили, но…

Полувсхлип-полувздох.

— Он ведь получил бабкино состояние… она была богата… очень богата… а он сказал, что она много тратила. На учителей. На мои наряды. На… и денег почти не осталось. Что у меня есть сестры, о которых он должен позаботиться… и дело…

Птичка выбралась.

Она скользнула по ветке, застыла, почти слившись с серым стволом. И опустилась ниже.

Еще ниже.

Разразилась веселой трелью…

— И отдавать золото колдуну, чтобы поправить ноги… тем более, что колдун даже не уверен, что получится… он так и сказал, слишком уж те… вывернуты… и если получится поправить, то немного… а этого недостаточно… я всегда полагала себя красавицей. А оказалось, что я уродлива, и никто не желает брать меня в жены… с той сотней золотых, которые отец давал за мной… то есть, какой-нибудь бедняк или крестьянин взял бы… но… отец не мог допустить, чтобы я пала так низко.

— Мне жаль.

— Не стоит… мне в конечном итоге повезло… рано или поздно, но он бы избавился от меня. Нашел бы мужа, который…

…взял бы без денег.

Бедного?

Или настолько испорченного, что ни одна семья не рискнула бы доверить ему свою дочь.

— У меня ведь сестры… а пока я не вышла замуж, остальные… пошли бы слухи нехорошие… он бы, может, и удержался, но его жена… она всегда меня ненавидела. Не знаю, за что…

…за то, что оказалась второй.

И созависимой. Ее супруг не был хозяином в доме своем, полностью подчиняясь властной теще, и что уж говорить о той, которая вовсе не должна была бы появиться.

— Она шептала и шептала… она называла меня калекой… уродцем, который мешает всем жить… хотела выселить из моих комнат, но… бабушка многому успела меня научить. В том числе тому, как следует разговаривать с низкими людьми.

…о да, воссоединение семьи не задалось. Не с характером Кэед.

— Это она подсказала отцу, куда меня отдать… это ведь вполне прилично… пристроить больную уродливую дочь туда, где за ней досмотрят.

Глаза ее высохли, и теперь Кэед следила за птичкой.

Птичками.

Вторая и третья.

Четвертая.