Дом последней надежды - Екатерина Лесина (2018)

Они перелетали с ветки на ветку, переговаривались. Трясли серыми крыльцами и кланялись друг другу столь важно, что смех разбирал.

Серьезные какие.

— И я решила, что умру здесь… почему бы и нет? Я ведь видела, что происходит… без денег, без еды… мы бы долго не протянули. Но кому какое дело? Сперва я думала жалобу написать, но… кто бы ее донес? Остальные… казались глупыми и никчемными. Недостойными, чтобы помогать…

Птички уселись на одну ветку.

Рядком.

— А позже поняла, что эта жалоба ничего не изменит… потеряется и только… вы… уж простите, производили впечатление очень… нездорового человека.

Безумного.

Это честнее.

— И когда вы заболели, я даже обрадовалась… если вы умрете, то Наместнику придется назначить кого-то другого… почему не меня?

Карьера?

По местным меркам вполне.

Кэед смотрит в глаза, и я выдерживаю этот взгляд.

— А потом все вдруг изменилось, и оказалось иначе… я не хочу верить… не буду… это слишком больно, когда вера ломается.

Я погладила ее по ладони, а она не стала убирать руку. Только зеленые глаза, после слез невероятно яркие, закрылись на мгновенье.

— Вы нашли деньги… и в доме стало тепло… вы сумели устроить ярмарку…

— Ярмарку я не устраивала, — на всякий случай уточнила я.

— Вы ведь понимаете… тьеринги… знаете, это ведь действительно шанс… Шину первой поняла. Шину хитрая… она кажется простой, но на самом деле весьма себе на уме. Не сомневаюсь, что из дома мужа она прихватила куда больше, чем отдала вам… но это ведь не имеет значения?

Я подтвердила, что не имеет.

Не хватало еще в чужих вещах копаться.

— И сейчас… она уходит не только к жениху. У нее много дел, и боюсь, не все они к нашей пользе.

Птички, осмелев, спустились ниже. Одна перепорхнула на беседку, устроившись на расстоянии вытянутой руки. Она крутила головой, разглядывая нас круглыми бусинками-глазами. Следит для тьерингов?

Или…

Не стоит думать о дурном. Вряд ли избраннику мертвого бога есть дело до женских сплетен.

— Вы… и Юкико… она скоро уедет… Мацухито, полагаю, тоже… они все, кого я считала ниже себя, кого-то нашли… а я… я действительно уродлива, если так…

Птичка заверещала и поднялась.

— Это не так важно… я ведь могу жить и одна… вышивать и продавать вышивки… получать деньги… я соберу достаточно, чтобы заплатить колдуну… и быть может, тот поправит мои ноги, если не сделает их нормальными, то хотя бы от боли избавит. Это много… много больше, чем я ожидала. А он говорит, что я красивая. И предлагает свой дом.

Вот так сразу и предлагает? Быстро, однако… подозрительно быстро, я бы сказала. Но молчу.

А Кэед продолжает.

— Он сказал, что… дом большой… и ему нужна хозяйка… он приведет исиго, лучшего из тех, что в городе есть… а если он не поможет, то заплатит другому, который самого Императора лечит…

Да, и вправду похоже, будто гражданин хороший в порыве пламенной любви луну с неба обещает. А что, вон она, близехонька, в каждой луже отражается — бери, не хочу.

И некоторые ныряют.

С головой.

А после выплывают, грязи нахлебавшись. Если выплывают вовсе.

— Не спеши, — я погладила руку Кэед. — Если он и вправду серьезен, то не отступится. А исчезнет… так тому и быть. Ты и вправду красива, просто красота бывает разной.

Иоко бы рассказала….

…многое бы рассказала. Об очаровании осеннего листа, который ярок красками, но все равно не сравнится с хрупкостью новорожденного ростка. Об оттенках увядания и торжестве жизни… о воде и пламени, многообразии всего и вся… она многое знала о красоте из правильных книг.

Как и сама Кэед.

— Я… знаю, — тихо произнесла она, окончательно успокаиваясь. — Просто… он тоже знал… он побывал дома… и говорит, что мой отец продал старый дом. Тот, в котором бабушка жила… и ее мать… и та самая прапрабабушка, прибывшая из земли Хинай… как он мог?