Дом последней надежды - Екатерина Лесина (2018)

Дорога, выбравшись за городские ворота, свернула влево, к деревушке, сокрытой в прибрежных камнях. Кривобокие жалкого вида дома скрывались между камней, а море, казалось, только повода ждало, чтобы смахнуть их мутным крылом.

Оно плевалось пеной.

Гоняло щепу и мусор.

Порой добиралось и до людей, которые, чуя опасность, не спешили подходить к линии прибоя. К вечеру берег заполонят лодки. Станет шумно и людно. Воздух наполнится смесью запахов — костров, которые разложат чуть дальше, сырой рыбы и жженой травы, мокрого тряпья, человеческого тела…

…деревни подступали к городским стенам, да и городу в кольце их было тесно, и сами эти стены, пусть и не единожды чиненные, были низки и дрянны. Сомневаюсь, что, вздумайся кому захватить город, он испытает серьезные трудности. Но…

Обычай.

Кто рискнет нарушить границу, проведенную некогда великим Умайо, именовавшим себя сыном Амэ-но удзумэ Многоликой, богини то ли безумия, то ли счастья. Одно от другого недалеко уходит…

Белый ослик тянул повозку. Дремал погонщик, спрятавшись от яркого зимнего солнца под зонтом. Замерла у ног моих оннасю, и только зеленые глаза поблескивали, выдавая, что девочка вообще жива. Ее, конечно, не стоило тянуть, но… одной наедине с мужчиной оставаться неприлично, а мысль взять кого-то из моих женщин казалась мне неприятной…

— Там дальше наша земля, — тьеринг шел за повозкой, которая с первого взгляда не внушила ему доверия. Он и теперь поглядывал на нее с сомнением, явно прикидывая, что будет делать, если повозка вдруг развалится.

Признаюсь, я и сама думала о чем-то таком…

Уж больно хлипкой она казалась, если не бумажной, то почти. Еще и скрипела, вздыхала. Огромные колеса то и дело подпрыгивали, пересчитывая каждый камень, каждую выбоину в пыли. И повозка накренялась то влево, то вправо…

И если бы не зонтик, который приходилось держать, подыгрывая образу приличной женщины, я бы точно вцепилась в высокие борта.

- Будет.

Выехали мы на рассвете.

…солнце медленно поднималось в небеса. Город наполнялся тенями и людьми, сонный, ленивый, он был по-своему хорош, но в то же время на диво нетороплив.

— Наместник обещал…

Дорога, обойдя деревушку кругом, стала уже. Камней прибавилось, как и выбоин. На обочине появилась жесткая щетка кустарника, ныне затянутого инеем. Цокали копытца ослика. Дремал погонщик, а я…

…я ведь могла бы взять Араши.

Или колдуна, он сам вызвался, но я написала тьерингу. Зачем? И он пришел. И сказал:

— Чего тебе неймется, женщина?

А я ответила просто:

— Так надо.

И он не стал выспрашивать, уточнять, нельзя ли тот, дальний, храм заменить каким-нибудь другим, желательно поближе. Убеждать, что это глупо, тратить целый день на молитву. Он лишь покачал головой и сказал:

— Поесть пусть соберут, а то ж там ничего нет.

…он и повозку нашел.

И набросил на холодную скамью шкуру. А другой укрыл мои ноги. Он бы, дай ему волю, укутал бы меня целиком.

Это было… странно?

Пожалуй.

Мы не привыкли к такой заботе. Мы вообще к заботе не привыкли. Жили вот себе, жили… и как быть? Нет, тьеринг ничего не требовал, не настаивал и даже не намекал. Он просто держался рядом, приучая нас к своему присутствию.

Необходимости.

А мы… мы были не против.

— Он сперва хотел в городе оставить, — было тихо, и эта тишина, похоже, действовала на нервы не только мне. — Однако у вас там тесно… я так и сказал. А он тогда справил грамотку на какой-то там берег…

Меня кольнуло дурное предчувствие.

— Идзаёси? — это слово подсказала Иоко.

— Точно, — обрадовался тьеринг. — Земли там прилично… по весне, как просохнет, будем дом закладывать… и я свой поставлю. А хочешь, твой перевезу? Правда, дома у вас — плевком перешибить можно.

— Дурное место.