Трон Знания. Книга 2 - Такаббир Кебади (2016)

— Меня зовут Файк, — представился он, широко улыбнувшись.

Малика устремила взор вперед.

— Так куда едем? — повторил Файк.

— Куда-нибудь.

— Понятно, — сказал водитель и ни жестом, ни взглядом, ни словом более не побеспокоил Малику.

Она выбралась из салона, вошла в замок. В холле стоял туман. Перед глазами расплывались очертания мебели и дверей. Размытые силуэты стражей мелькали то слева, то справа. Малика добрела до лестницы, схватилась за перила и с трудом разглядела ступени. На руку легла теплая ладонь.

— Пошли ко мне, — прозвучал мягкий голос Муна.

Держась за старика, Малика поплелась в хозяйственную пристройку.

— Он убивает тебя, — прошептал Мун.

— Я сама себя убиваю.

Комнатка Муна всколыхнула ненужные воспоминания. Вот на этой кровати с панцирной сеткой она прыгала до упаду — пыталась лизнуть потолок. А в этом сундуке любила прятаться. Как-то замочек защелкнулся, и она просидела три дня, пока Мун не вернулся из Ларжетая. А эту салфетку, что сейчас лежит на столе, вышивала повариха. Нет уже поварихи — обварилась кипятком. Мун долго страдал. Может, любил? А эту бабочку из бисера сделала подружка — дочка горничной. И подружки нет — умерла от воспаления легких. На листочке над кроватью на всех парусах летит кораблик — единственное, что Малика сделала по велению сердца своими руками. Она рисовала и свято верила, что мама с папой на этом кораблике, посреди бескрайнего моря и неба, рядом с солнцем. Им светло и тепло. Им хорошо. Они вместе…

Малика села на стул, сложила руки на столе:

— Вилар хочет, чтобы я стала его женой.

Мун придвинул к ней плетенку с плюшками:

— Ты сказала, что у вас не будет детей?

— Сказала.

— А то, что будешь видеть серый мир?

— Сказала.

— А то, что он не сможет жить без тебя?

— Он меня не слышит.

— Ты сказала, что любишь Адэра?

Малика вскинула голову.

— Как я могу это сказать? Как я скажу ему, что эта любовь убьет меня, и он все свои последние дни будет проклинать Адэра? Как я могу позволить ему ненавидеть человека, которого люблю? Я люблю в нем всё! — говорила она, хлопая ладонями по столу. — Мятую рубашку и грязные сапоги. Как он держит руль, как поправляет воротник, как смотрит на огонь, как потирает подбородок. Я люблю, когда он злится. Когда протыкает меня взглядами. Я люблю и ненавижу!

Мун выглянул в коридор, закрыл дверь:

— Тише… Малика…

— Ненавижу, когда в его постели кто-то, — говорила она, колотя кулаками по крышке стола. — Ненавижу, когда он приходит довольный, как кот. Я хочу разорвать, растоптать, уничтожить! Хочу прижаться лбом к его лбу: посмотри на себя! Увидь себя насквозь, как вижу я! Почувствуй то, что чувствую я! Он станет жалеть меня, но мне не нужна его жалость!

Мун притянул ее голову к груди:

— Тише, милая, тише…

— Я люблю его и ненавижу. Разве так бывает?

Мун погладил ее по спине:

— Не знаю, Малика.

— Почему у других всё по-другому? Почему моруны находят свою половинку, рожают детей, отдают мужу себя без остатка? Почему они счастливы, а я нет?

— Если б все были счастливы, не было б моранд.

Малика оттолкнула старика:

— Мун! Не напоминай!

Он поцеловал ее в макушку:

— Прости, милая! Прости!

Малика закрыла лицо ладонями:

— Если бы он не замечал меня, если б я могла быть просто рядом… за дверью, в конце коридора, на другом этаже… Если бы я оставалась серым пятном, мне было б легче. Но он заметил. Я возбудила в нем азарт, Мун. Я стала дичью. Он вышел на охоту.

— Он… пристает к тебе?

— Да, Мун. И он в шаге от победы.

— Малика… моя девочка…

— Не называй меня так!

— Почему?

Она посмотрела в тусклые старческие глаза. Как сказать ему, что «моя девочка» уже принадлежит Адэру?

— Я повзрослела.

— Хорошо. Не буду. — Мун надсадно вздохнул. — Это тупик, Малика.

Она кивнула: