Самый опасный возраст - Ирина Мясникова (2019)

– Это хороший район? Я ж не знаю теперь. Понастроили всего.

– Район хороший, – сообщила Валентина Григорьевна. – Приморский называется. Там и залив, и башня.

– Ты не волнуйся, я с водителем здесь. Он тебя отвезет потом, куда надо.

– А я и не волнуюсь. Могу и на такси сама доехать. Мне Дашка в телефоне приложение специальное установила. Тычешь пальцем, и такси сразу приезжает.

– Да, ну?

– Вот тебе и ну!

– Так поехали, что ли?

– Почему нет? – Валентина Григорьевна пожала плечами.

Он поднял руку кверху, и к ним тут же подъехал «Мерседес» с красными номерами. В отличие от автомобиля Валентины Григорьевны, оставленного дома в подземном паркинге, «Мерседес» этот был невероятно чист, аж сверкал.

– А чего номера красные? – удивилась Валентина Григорьевна. – Ты теперь дипломат? Я уже запуталась в твоих должностях.

– Правительственные номера, для особых делегаций, – пояснил Трофимов, открывая дверцу перед Валентиной Григорьевной.

– А! Ты, значит, особая делегация.

– Примерно так.

Разумеется, он её привез в известный и самый дорогой ресторан на Петроградке. Там было пусто и тихо. Валентина Григорьевна заставила себя не смотреть на цены в меню. Вспомнила, как в далёкой юности он водил её в мороженицу на Невском. Мороженица была самая крутая в городе и называлась «Лягушатник». Тогда она ему сказала, что совершенно не хочет есть, потом заказала один шарик крем-брюле, от шампанского отказалась и в конце концов настояла на том, чтобы заплатить за себя самой. Она вообще никогда не позволяла ему за себя платить. Зря, наверное. Надо будет Дашке обязательно рассказать, чтоб не была такой же дурищей.

Он спросил, какого бы вина ей хотелось. В винах она немного разбиралась, ляпнула «шабли» и только потом вспомнила, что белые вина из этого сорта винограда обычно самые дорогие, ужаснулась своей наглости, но виду не подала. Потом её уже понесло, как всем известного Остапа, и она заказала себе гребешков, и ещё чего-то, и ещё. То есть, набрала того, чего сама бы себе никогда не позволила. Правда, подумала при этом, что если что, то денег на карточке, чтобы заплатить за себя самой, у неё должно хватить. Тут же отругала себя, за это вот «если что», сидевшее у неё в башке всю жизнь, и взявшееся там невесть откуда. Наверное, от бабушки, та никогда не позволяла никому за себя платить, не хотела быть обязанной. Интересно, может быть, это и есть психология бедности. Из серии мы бедные, но гордые. И в чём гордость?

– Ну, рассказывай, как живёшь-то? Чем занимаешься целыми днями? Ты ж пенсионерка. Вроде не работаешь.

– Тебе и правда интересно, как обычные пенсионеры коротают долгие зимние вечера?

– На обычных пенсионеров мне наплевать. Меня необычные волнуют. На что живёшь? Смирнов твой помогает?

– Ещё чего! Я сама-сама. Всё сама. Всегда сама. Ты же знаешь. Обустроилась. Кой-чего в аренду сдаю. У меня всё хорошо. – Валентина Григорьевна вдруг почувствовала, что злиться на него. Ишь, сидит такой самодовольный барин, щёку ручкой подпер. Мол, расскажи, как выкручиваешься, и глянь на меня, чего упустила. Ага, сейчас! Думает, она жаловаться будет? Не дождётся.

– Это я уже понял. Расскажи, чем занимаешься. Многие на пенсию выходят, начинают картины маслом писать, музыку, стихи.

– Ага! А ты крестом вышиваешь, не иначе!

– Я не на пенсии. Я работаю.

– Зачем? Зачем тебе столько денег? Не треснешь?

– Не тресну. Я не из-за денег работаю.

– Ещё скажи, что ради блага Родины.

– И это тоже, – он ухмыльнулся. – Помнишь, в школе писали сочинение «как я провел лето»? Расскажи, как ты живёшь, что делаешь с самого утра, чем увлекаешься. Мне, правда, интересно, очень.

– Ну, я сплю столько, сколько хочу.

– До двенадцати, что ли? Налупишься таблеток и дрыхнешь полдня?

– Во-первых, не до двенадцати, а не меньше десяти часов в сутки. Женщинам это полезно.