Поединок во тьме - Михаил Соловьев (2015)

— Да уж, — поежился я. — Хорошая у нас компания получается: уголовник, монстр подземный, которому и фонарик не нужен, и мы — котятки…

— Ну, не совсем так, — улыбнулся Петр. — Меня-то никому прибрать не удалось. Один раз Володька меня таки подкараулил, но почуял я за спиною что-то. Присел, а тут он через меня и кувыркнулся. Кувалдой бил. Хотел в голову угадать, да не попал, а в рукопашной ему со мной не тягаться. Я ему тогда ключицу выломил, когда сцепились, но он меня зубами цепанул и вывернулся.

С этими словами Петр расстегнул рубашку, и я увидел около левого соска шрам.

— Чуть напополам не перекусил, — улыбнулся собеседник, — а сам в проход нырнул. Две недели его потом не было, и полагал я, сгинул он где. Но нет. Выбрался. Представляешь, с одной рукой и с горизонта сто сорок метров.

— Может, там ходы какие?

— От того места не знаю таких, — жестко ответил Петр. — Только лестницы, и те гнилые. И еще скажу: я с одной рукой там бы и остался.

— Да уж, — задумался я. — На самом деле, стоит все взвесить, прежде чем вниз соваться…

— Не дрейфь, — улыбается партнер. — Я же говорил тебе, есть у меня запасные маршруты. Даже если все рухнет, выплыть можно…

— Выплыть?

— Именно! Там метров шесть только пронырнуть. Вещи, правда, придется бросать, зато сами выскочим только так…

— А фонари?

— Водолазный возьмем, — ответил Петр и ткнул пальцем в рюкзак, — не проблема. У меня есть.

— Вода холодная?

— Байкальская, — засмеялся партнер. — Градусов шесть. Эти метры можно и голому, хотя в одежде лучше.

— Ну да, — вспомнил я свои дальневосточные упражнения. — Нырял я в одежде при двенадцати градусах, и ничего…

— Ну ладно, этот случай крайний, — заключил Петр.

И рявкнул, возвращая меня к действительности:

— Год какой, говорю?

Журналы друзей, инженера и геолога, были похожи. Правда, каждый писал о своем. Записей о сероводороде не оказалось, вернее, были, но зашифрованные.

Ориентиром послужили даты из Быковского письма.

— Гляди, — ткнул Петр пальцем в журнал отца, — семнадцатое марта, принято решение о консервации шахты, «св». на отметке 172.

— Все правильно, — важно развалился я в кресле с письмом Петровича в руках. — Горизонт 172 метра. Св. — сероводород. Совпадает. Дальше смотри.

— Снова появился запах св., — загудел Петр через минуту. — Принято решение установить задвижки.

— Число?

— Двадцатое марта.

Скомандовал:

— Дальше!

Партнер удивленно глянул на меня, хмыкнул и опять в журнал уткнулся.

Молчал минут пять. Сопел, вглядывался в записи и водил по бумаге пальцем.

— Четвертое апреля, — заговорил наконец Петр. — Запаха св. нет. Принял решение на замуровку «зв».

— Замуровка зв. — задвижки?

— Скорее всего.

— Еще что-то есть?

— Смотрю.

Время ползло настолько медленно, что, казалось, я не смогу и пошевелиться. Встал. Все в порядке. Ждать больше не смог и полез в журнал через плечо Петра. Тот потеснился.

Смотреть было не на что. Сплошные поломки, аварии и замены оборудования.

Предложил:

— Давай еще раз четвертое апреля глянем.

«Запись как запись, — рассматривал я. — Замуровать “зв”. Карандашом пишет. Удобно, если что не так, подтер и переписал». В этот самый момент и увидел я подчистку на строчке рядом с 4 апреля. Присмотрелся. Так и есть, резинкой терли. Какие-то несколько букв или цифр.

Показал Петру. Тот поглядел, поглядел, перевернул лист и стал рассматривать его с другой стороны.

— Неаккуратно, — произнес он неожиданно.

— Чего?

— Неаккуратно, говорю, — ответил Петр, и в голосе его послышался азарт.

— Чего там?

— Рука у бати тяжелая была.

Отойдя от стола, хозяин дома стал копаться в секретере.

— Не трогай! — неожиданно закричал он, когда я потянулся к журналу.

«Разорался», — фыркнул я про себя, но все-таки отошел.