Женщина в Восточном экспрессе - Линдси Эшфорд (2019)

Через пару минут он подвинулся на свой край кровати – похоже, сдался. Кэтрин лежала не шевелясь до тех пор, пока не услышала ровное дыхание.

Ну а завтра? А на следующий день?..

Снова голос Агаты.

Надо все рассказать. Надо… Только не так. Не в спальне, причине всех бед. И не лицом к лицу – она не вынесет ответной реакции: ярость, жалость, недоверие – и все это выльется во взгляд, полный презрения. Именно такой взгляд она видела в зеркале в тот день, когда ее осматривал доктор.

Я напишу ему письмо.

Решение пришло неожиданно. Куда лучше прочесть, чем услышать. Она оставит письмо, а сама уедет подальше, чтобы дать ему время успокоиться. Завтра последний день пребывания Агаты и Нэнси – хороший предлог. Они устроят пикник у реки – втроем, без мужчин.

Кэтрин протяжно вздохнула и осторожно потянулась, расслабляя мышцы. Надо переключиться на обыденные вещи: что взять с собой из еды, захочет ли Нэнси купаться, как вернуться вовремя, чтобы успеть забрать остальных с раскопок. Она мысленно подготовила список для пикника, надеясь, что к концу ее сморит сон. Когда это не сработало, стала перебирать всю провизию, которая хранилась в кладовой, – что угодно, лишь бы прогнать тяжелые мысли.

* * *

На противоположном конце двора, в пристройке, Нэнси тоже не спала. Повернувшись набок, она почувствовала резкую боль в животе.

С чего бы, думала она, потирая тугую округлость сквозь ткань ночной сорочки. Может, съела что-нибудь не то? На празднике подавали ягнятину, жаренную на открытом огне. А вдруг на нее садились мухи? Или не прожарили как следует?

Она перевернулась на спину, и боль утихла, однако сон ушел окончательно. Интересно, который час? Небо, усыпанное звездами, не подавало признаков рассвета. Она закрыла глаза, уже зная, что увидит.

Его лицо.

По ночам, в одиночестве, ей особенно его не хватало. В голове роились привычные вопросы. Где он сейчас? Что делает? С кем?

Приедет ли?..

Этот вопрос всегда был с ней – тревожный шепот, временами становившийся все громче, заглушающий остальные мысли. А вдруг по возвращении в Багдад ее ждет письмо? В последнем он ничего не писал о том, как обстоят дела с женой, – возможно, решил подождать до Рождества. Нужно ведь помнить и о его дочери: было бы жестоко портить ребенку праздник!

А если малыш родится раньше, чем он приедет? Нэнси сочиняла это письмо бесчисленное множество раз. Конечно, нельзя опускаться до эмоционального шантажа, но с тех самых пор, как она почувствовала трепыхание в животе, тяга открыться была непреодолимой.

Как-то он отреагирует? Сядет в первый же поезд? Увезет ее с ребенком в Лондон? А где они будут жить? Он не слишком-то богат, к тому же придется содержать еще и бывшую жену с дочерью. А у нее вообще ничего нет, кроме денег, что оставила Делия, – и тех в Лондоне надолго не хватит. Он сказал, что не смог бы жить в Багдаде…

В животе неприятно шевельнулась зарождающаяся паника. А вдруг не приедет? Как она будет жить с ребенком? Кто ей поможет, когда Агата вернется домой?

В голове роились тысячи вопросов. Надо успокоиться и заснуть – ради себя и ради ребенка. Чтобы отвлечься, Нэнси решила придумать малышу имя. Интересно, кто у нее будет – сын или дочь? В каком-то журнале писали, что некоторые женщины заранее чувствуют пол ребенка, но это явно не про нее. Она попыталась придумать имя, подходящее и мальчику, и девочке.

Алекс… Фрэнсис… Хилари… Ким…

* * *

Кэтрин написала письмо до завтрака, пока Леонард возился в комнате древностей. Это было самое трудное письмо в жизни: она открывала душу человеку, от которого зависит ее будущее.

Закончив писать, Кэтрин задумалась. Под дверь спальни не просунешь – там Хью Кэррингтон. На видном месте не оставишь – кто-нибудь найдет и прочтет. Придется ждать, когда гость уедет.