Бессердечно влюбленный - Маргарита Ардо (2019)

Несмотря на то, что вставать в половину пятого утра для меня было смерти подобно, я заставила себя проснуться и теперь смотрела во все глаза. Люблю снег, особенно в таком сказочном антураже. Хоть доставай из сумочки блокнот и пиши сказку! Но темновато…

Из-за аварии, заблокировавшей вход в тоннель, мы съехали с трассы на дорогу поменьше, как указал навигатор, и миновали почти лубочную деревушку, уснувшую в предрождественском настроении под пышными белыми шапками. Ажурные снежинки, словно невесомые пёрышки, срывались с тёмных, громадных елей, утомлённых после долгого снегопада, кружили в свете фар на синем фоне и растворялись в белоснежной дороге и в сугробах по обе стороны.

Миша вёл спокойно и сосредоточенно. Красивый мой, любимый! Так хотелось как-то к нему поближе подсесть, но он строго велел пристегнуться, и всё внимание отдавал дороге. Жаль, радио не ловило, приходилось только слушать мерный гул нашего мотора, поскрипывание шин по снегу и периодическое вжик-вжик дворников на лобовом стекле. И на моего водителя поглядывать. Даже машин не было вокруг — ни встречных, ни попутных. Одна старая колымага будто из музея семидесятых, выехала из-за очередного поворота и скрылась за другим. А потом остались только мы, утро, которое для меня было ещё глубокой ночью, запах кофе и зимняя красота.

У Миши удивительная способность к концентрации, я даже немножко завидую. Если он за рулём, для него существует только дорога. А я личность, отвлекающаяся на красивости и мелочи, на снежинку прилипшую к зеркалу бокового вида или живописно торчащую сосну на утёсе, словно из поэмы Лермонтова. В такие моменты слова в моей голове сами складываются в строчки или чужие рифмы вспоминаются. А красивые обороты или эпитеты «en plein air[55]» откладываются в ячейки памяти, как зарисовки у художника. Потом куда-нибудь впишу — главное, не забыть!

Рядом с Мишей, столь уверенным и надёжным, я совсем расслабилась. Даже немного ребёнком себя почувствовала, которого ублажают с удовольствием и готовы испортить подарками и сладостями, но теперь пристегнули к удобному креслу и ни-ни, велели не баловать. Сижу, слушаюсь, хотя так и подмывает спеть что-нибудь или пошалить. Пока держусь, про себя напевая всякие зимние песенки.

Я вспомнила про стиральную машинку, которую собиралась купить после укрощения удава, и прыснула потихоньку — так нелепо и смешно всё это теперь казалось. Ещё смешнее будет, если сам удав принесёт мне эту машинку домой. Это просто верх наглости, — сказала бы Ниночка. Но тогда я буду в честно завоёванной машинке стирать ему футболки после утреннего бега. Хотя у Миши ведь есть своя квартира в хорошем месте, в самом центре, возле Парка имени Октябрьской Революции с ещё дореволюционной кованой оградой. И Пушкинская рядышком — самая «гуляльная» улица из всех в Ростове. Там столько клумб и деревьев, кафешек и милых лавочек. И народ возле Публичной библиотеки устраивает флэшмобы или выступления, как на Старом Арбате. Как бы я ни привыкла к своей крошечной двушке, могу и переселиться. Вряд ли переселится ко мне он. Интересно, а Миша «усыновит» моего кота и канарейку Люсю? Придётся. И бугенвиллии я, конечно, не оставлю…

Машину чуть занесло, а меня вернуло из мыслей о будущем в настоящее. Миша напряжённо всмотрелся в дорогу. Мы проехали по-над пропастью, убегающей вниз в сизую даль с тёмными силуэтами елей. Над встречной полосой естественным козырьком нависла скала. Из-за поворота метрах в ста в свете фар растекалась белесая дымка.

— Какое странное облако! — беспечно сказала я. — Чешет пузо о ёлки.

— Чёрт! — бросил Миша.