А тебе слабо? - Кэти МакГэрри (2018)

Выброс адреналина в крови. Я поднимаю голову и смотрю на сцену. Зал аплодирует, миссис Роув машет рукой в сторону сцены, говорит мне какие-то слова, которые я не понимаю. Я шагаю вперёд, гадая, не ослышался ли. Это правда? Это происходит на самом деле? Неужели я правда победил?

На сцене ведущая пожимает мне руку, вручает почётный знак и диплом победителя. Я чувствую в руках их приятную тяжесть. Это удивительно. Я сделал это. Я победил в конкурсе писательского мастерства.

Миссис Роув вскакивает со своего места. Вместе с ней встают и те профессора, которые читали мой рассказ. Их аплодисменты мне приятны, но в горле вдруг вырастает тяжёлый ком. Моих родителей здесь нет. Даже если бы они знали о конкурсе, они всё равно не приехали бы.

Я киваю аудитории, потом поворачиваюсь, чтобы вернуться на место. Аплодисменты стихают, только с заднего ряда продолжают доноситься оглушительные хлопки. Потом раздаётся гулкий, громкий крик, от которого сердце готово выпрыгнуть из груди.

Я застываю на сцене, Марк улыбается до ушей. Он прикладывает ладони ко рту и что есть мочи орёт:

– Молодец, Рай!

Как я мог быть таким слепым? Марк никогда меня не бросал. Мой брат – он никогда меня не бросит.

Бет

Есть воспоминания, которые сохранились в моей памяти настолько ярко, что, если постараться, я смогу почти оживить их. Я помню ярко-синее небо и двух голубей, сидевших на крыше дедушкиного трейлера, в тот день, когда Скотт учил меня бросать мяч. Я помню холодную тяжесть руки отца Лейси, когда он вёл меня к полицейскому внедорожнику. Помню, как мама купила мне кекс в первую ночь после нашего переезда в Луисвилл.

В этих картинах запечатлелось то, благодаря чему я буду помнить их вечно. Когда Скотт учил меня играть в бейсбол, время остановилось. Я нарочно держала мяч в руке дольше, чем нужно, чтобы запомнить его шероховатую поверхность. Я замешкалась, когда отец Лейси сказал мне залезать в машину, потому что хотела запечатлеть в памяти наш трейлер. Я полчаса обкусывала глазурь на кексе, зная, что мама отдала все свои деньги нашему новому домовладельцу.

Как только я вбегаю в раздвижные двери, время в отделении скорой помощи становится таким же тягучим. Скотт проходит мимо меня, о чём-то разговаривает с медсестрой за стойкой. Кровь грохочет у меня в ушах. Уборщица проходит мимо, смотрит на мою голову. Я не причесалась. Я вообще ничего не сделала.

Медсестра отрывается от компьютера и показывает на запертые двери отделения. Огромные буквы с таблички приказывают не входить, но разве они могут меня остановить, если там моя мама? Рука болит от удара о крутящуюся дверь, словно издалека я слышу голоса, выкрикивающие моё имя. По обеим сторонам коридора тянутся помещения, отгороженные занавесками. Пищат какие-то приборы, негромко переговариваются люди.

По коридору удаляется огромная фигура, терзающая меня в ночных кошмарах. Я бросаюсь вдогонку. Трент. Безумная ярость охватывает меня, гонит вперёд. Мимо больничных коек. Мимо медсестры, спрашивающей, не нужна ли мне помощь. Мимо всего разумного, рационального.

В конце длинного пустынного коридора он останавливается и входит в какую-то комнату. Отсеки по обеим сторонам от неё пустуют. Ни медсестёр, ни врачей – никого. Трент стоит над постелью моей матери. Он меня не видит, как не видит кулак, летящий ему в лицо и врезающийся в челюсть.

– Твою мать!

Костяшки пальцев ломит, боль пронзает запястье, но это меня не остановит. Перед глазами всё плывёт. Моя рука взлетает снова и снова. Трент наотмашь хлещет меня по лицу, тащит за волосы, я кричу, когда он бьёт меня коленом в живот. Он отшвыривает меня как тряпичную куклу, я врезаюсь в стену, мне не хватает воздуха.