А тебе слабо? - Кэти МакГэрри (2018)

Мне становится ещё тревожней. Значит, от «всё прекрасно» мы перешли к «всё нормально»?

– Я сделал тебе больно? Скажи мне правду.

– Немножко саднит, но всё в порядке. Ты был совсем… – она умолкает.

Мучительный жар опаляет мои лицо и шею. Я был в ней совсем недолго.

– Я исправлюсь. Немного тренировки – и нам обоим будет хорошо.

Бет прыскает, её счастье прогоняет мою тревогу.

– Тренировки? Ты когда-нибудь выключаешь режим качка?

– Мы можем составить план. Наверное, надо начать с растяжки.

Она громко смеётся, и от этого прекрасного звука у меня сжимается сердце. Бет так редко позволяет себе быть счастливой, вот и сейчас, словно по команде, она тяжело вздыхает. Её тело сразу становится тяжелее, и я крепче прижимаю её к себе. Бет глубоко заблуждается, если думает, что может от меня сбежать.

– Я вот думаю… – её пальцы снова скользят по моей руке, но на этот раз она прикасается ко мне скованно и как будто с опаской, – может, мне стоит поговорить со Скоттом о маме? Может быть, он поможет мне с ней?

Я снова целую её в голову, закрываю зудящие веки и откашливаюсь. Я удержу её. Мою Бет.

– Отличная мысль.

– Ты должен поспать, – сонно бормочет она в мою грудь. – У тебя завтра конкурс.

– Я тебя люблю, – шепчу я ей на ухо.

Бет теснее прижимается ко мне, а я вдруг понимаю, какой скотиной я был. Как только родители вернутся домой, я расскажу им о Бет, и в выпускной вечер я выйду на поле рука об руку с ней. Плевать мне, что думают мать и отец. Плевать на весь город. Плевать на безупречность. Эта девушка – моя.

Бет

Я просыпаюсь под звуки весёлого птичьего пения, под лучами солнца, в которых танцуют пылинки. Красный кардинал сидит на ветке куста за окном моей спальни в доме Скотта. Вот он захлопал крыльями и улетел в небо – на свободу. Я вспоминаю птицу в амбаре: сумела ли она улететь?

Запах бекона и лука плывёт в воздухе. Сегодня на завтрак Скотт обещал сделать картофельные оладьи. Я вскакиваю с постели и поражаюсь своему отражению в зеркале. Я улыбаюсь. И не только. Я вся другая. Прошлая ночь сделала меня другой. Мои глаза сияют, как глаза Скотта, когда он рядом с Эллисон. Честно говоря, моё лицо просто светится, а ещё я голодная. Страшно голодная. Я хочу есть, но ещё больше я хочу спросить Скотта, сможет ли он помочь маме. Надежда переполняет меня, кружит голову, как под кайфом. Наверное, я смогу подсесть на надежду.

Я собираю волосы в узел и иду на кухню. Скотт косится на меня, стоя у плиты.

– Доброе утро, Элизабет.

– Доброе утро, Скотт, – я едва сдерживаю смешок, слыша свой неестественно счастливый голос.

Я чуть не прыснула, как девчонка. Это само по себе смешно.

Скотт пристально разглядывает меня, когда я усаживаюсь за стойку, и его лицо расплывается в возмутительной, всезнающей улыбке.

– Уж не знаю, с какой ноги ты сегодня встала, но советую тебе вставать с неё каждый день.

– Очень смешно.

Эллисон внимательно смотрит на меня с дальнего края стойки, но на её лице нет и следа привычного неодобрения. Мне кажется, она хочет что-то сказать, но в последний момент передумывает и утыкается в газету.

У Скотта звонит мобильный. Он лезет в задний карман, прижимает телефон плечом, чтобы ответить, продолжая переворачивать оладьи.

– Да.

Его лицо мрачнеет, он переставляет сковородку на незажжённую конфорку, потом выключает плиту. Он оборачивается, его встревоженные голубые глаза останавливаются на мне.

– Сейчас приедем, – говорит он.

Райан