Ночь ошибок - Голдсмит Оливер (1954)

Хэстингс. А что вы скажете, если найдется друг который избавит вас от этого тягостного сговора?

Тони. Так вот сразу и найдется!

Хэстингс. Будете вы признательны тому, кто женится на мисс Нэвилл и предоставит вам быть счастливым с вашей драгоценной Бетси?

Тони. А то как же! Да где ж найти такого друга, который бы женился на ней?

Хэстингс. Он перед вами. Если вы мне поможете, я обещаюсь увезти ее во Францию, и вы никогда больше не услышите о ней.

Тони. Помочь вам! Да я буду помогать вам до последней капли крови, клянусь! Я впрягу вам в карету пару добрых лошадок, которые умчат вас в один миг, а может статься, добуду вам и кое-что из ее состояньица — такие камешки, какие вам и не снились!

Хэстингс. Дорогой сквайр, да вы чудеснейший малый.

Тони. Ну идемте тогда; вы еще увидите не такие чудеса, до того как мы расстанемся. (Запел.)

Мы в бой идем,

И пушек гром

Не страшен бравым парням!

Действие третье

Входит Хардкасл, один.

Хардкасл. И что только думал мой старый друг, сэр Чарлз, рекомендуя своего сына как самого скромного молодого человека в столице? А вот мне кажется, что ему и язык-то дан только для того, чтобы говорить дерзости. Он уже завладел креслом у камина, снял свои башмаки в зале и потребовал, чтобы я проследил за тем, как они будут начищены. Хотелось бы мне знать, как принимает его дерзости моя дочь. Уж она, наверно, будет потрясена.

Входит мисс Хардкасл, просто одетая.

А-а, моя Кэт, я вижу, ты сменила платье, как я тебя просил; но ведь в этом не было, я полагаю, особой необходимости.

Кэт. Мне столь приятно выполнять ваши приказания, сэр, что я стараюсь не оспаривать их правоту.

Хардкасл. И все же, Кэт, иногда я даю тебе повод оспаривать мою правоту, особливо сегодня, когда я рекомендовал тебе в женихи своего «скромного» джентльмена.

Кэт. Вы сулили мне нечто необычайное, однако ж оригинал превзошел свой портрет.

Хардкасл. Да-да, ничто меня в жизни так не поражало! Я уже начинаю не верить сам себе!

Кэт. Ничего подобного я не видывала — а ведь он светский человек!

Хардкасл. Этому он, видимо, научился за границей. Как я был глуп, полагая, что путешествия могут привить юноше скромность. С тем же успехом он мог бы набраться ума-разума в маскараде.

Кэт. Все это кажется ему вполне натуральным.

Хардкасл. Тут еще приложило руку дурное общество, да учитель танцев — француз.

Кэт. Вы ошибаетесь, батюшка. Учитель танцев — француз не смог бы обучить его этому смущенному виду… этой неловкости в речах, этой застенчивости в обращении…

Хардкасл. Чей вид? Чье обращение, дитя мое?

Кэт. Мистера Марло. Его mauvaise honte, его робость поразили меня с первого взгляда.

Хардкасл. В таком случае твой первый взгляд ввел тебя в заблуждение; я нахожу этого джентльмена столь бесстыдным, что мой взгляд еще не сталкивался ни с чем подобным!

Кэт. Надеюсь, вы шутите, сэр. Я некогда не видела более скромного человека.

Хардкасл. Неужто ты говоришь серьезно? С самого дня рождения не видал я столь хвастливого фанфарона, как этот молокосос. Задира Даусон — дитя перед ним.

Кэт. Удивительно! Он встретил меня учтивым поклоном, говорил прерывающимся от смущения голосом, уставившись в землю.

Хардкасл. Со мной он говорил крикливо, с заносчивым видом и с такой непозволительной бесцеремонностью, что у меня кровь в жилах застыла.

Кэт. Со мной он был скромен и почтителен в обращении, осуждал нынешние нравы, восторгался благоразумием девиц, которые никогда не смеются, надоел мне извинениями за то, что докучает мне, а затем вышел из комнаты с поклоном, заявив: «Мэдэм, я ни в коем случае не хочу вас задерживать».