Бремя молчания - Хизер Гуденкауф (2010)

— Я вовсе не призываю тебя стать ковриком, о который муж вытирает ноги. Но хочу сказать, что, выбирая мужчину, с которым ты пройдешь по жизни, ты принимаешь самое важное в жизни решение. У тебя родятся дети, ты будешь их любить, потому что они твои и потому что они будут чудесными. Такими же, как ты. — Мама наморщила нос и улыбнулась мне. — Но мужа ты выбираешь сама. Мужчина, которого ты выберешь, должен сделать тебя счастливой. Он должен во всем поддерживать тебя, радоваться твоим мечтам, большим и малым.

— Как было у вас с папой? — спросила я. Наступала ночь, в тени мама казалась мягче, моложе, и уже не так верилось, что она умирает.

— Да. Правда, ни о чем особенном я и не мечтала. Я хотела быть просто женой и матерью. Вот и все, в сущности. Запомни это, Антония. В конце концов я получила все, о чем мечтала. Любимого, дорогого мужа и любимых, дорогих детей. Жалею только об одном… Что не уделяла больше времени тебе. — Она тихо заплакала.

Я кинулась ее утешать:

— Мама, все хорошо, все в порядке! Обещаю, я запомню все, что ты сказала.

Она кивнула и попыталась улыбнуться, но снова скривилась от боли. Я подняла книгу, лежащую рядом с кроватью.

— Может, почитаем Карсон Маккалерс? — предложила я.

Я начала читать, и через несколько минут мама заснула. Впервые на моей памяти я нагнулась и поцеловала ее спящую. Губы у нее были теплыми, а кожа на них — тонкой, как папиросная бумага. Ее окружал запах болезни, она боролась за свою жизнь. И все же мне тогда удалось уловить ее подлинный аромат. Я закрыла глаза и поклялась, что запомню его навсегда. Но потом я, конечно, все забыла. И ее наставления забыла тоже.

Помню, я сидела на уроке истории, как вдруг в класс вошел директор. Учительница перестала писать мелом на доске и подошла к нему, некоторое время они перешептывались, сблизив головы, а потом оба посмотрели на меня. У меня от страха защемило в груди. Я подумала: «Мама, я так и не успела по-настоящему узнать тебя… Я так мало времени провела с тобой». Я медленно встала, оставив учебники. Помню, Луис шел рядом, поддерживая меня под локоть. Он посадил меня в машину и отвез домой. В ту страшную ночь он остался со мной. Мы не разговаривали — нам не нужно было разговаривать, — и теперь я думаю, что нас с ним соединяла такая же дружба, которая теперь объединяет Калли и Петру.

После смерти мамы я не бросила читать. Каждую ночь перед тем, как лечь спать, я прочитывала вслух несколько страниц — для себя. Каждый роман я читала целую вечность, но мне больше не хотелось читать про себя. Понимаю, читать вслух самой себе странно. Гриф высмеивал меня, когда я читала вслух найденные в гараже детские книжки Бену, который еще не родился. Поэтому при муже я больше не читала вслух своему первенцу. Но, оставшись одна, я с удовольствием читала ему вслух, поглаживая небольшой еще животик. Я искренне верила, что Бен меня слышит, он раскачивается во мне и сосет крошечный пальчик. Гораздо удобнее стало читать вслух потом, когда дети уже появились на свет. Вот и сейчас я каждый вечер читаю Калли вслух, и даже Бен изредка позволяет мне прочесть кусок той книги, которую он читает сам. Когда Грифа нет в городе, я заползаю в кровать и читаю себе вслух, пока не засну с книгой в руке.

После смерти мамы Луис несколько раз просил меня почитать ему вслух, но я застеснялась и не стала. Даже разозлилась на него и велела больше никогда не просить меня об этом. Он и отстал… Луис никогда не забывает обо мне и всегда спешит на помощь, если только я не запрещаю. Так было и после смерти папы. Мы с Грифом к тому времени были женаты уже три года, Луис прислал открытку с соболезнованиями. Я сразу поняла, что открытка от него, даже не глядя на обратный адрес. Я запомнила его мелкий аккуратный почерк еще с первого класса. Ту открытку я так и не показала Грифу. Луис подписался: «Всегда твой Луис». Мне не хотелось скандала.