Бремя молчания - Хизер Гуденкауф (2010)

— Я расскажу Фильде, что мы намерены делать. Луис, звоните миссис Макинтайр. Пусть едет к дому моей тещи. Антония, выйдите на улицу и скажите репортерам, что пресс-конференция состоится… — он смотрит на часы, — через пятнадцать минут в доме миссис Моурнинг.

Бен

Я очень устал и то и дело клюю носом. Глаза заплыли и превратились в щелочки — я почти ничего не вижу. Голова раскалывается от боли. Похоже, отец спит, можно ненадолго расслабиться. Я поворачиваюсь к Петре и замечаю, что она пошевелилась — совсем чуть-чуть. Слава богу, она не умерла! Я встаю, держась за дерево, чтобы не упасть. Голова кружится, и я так устал… Сейчас мне хочется только одного: напиться холодной, ледяной воды. А потом лечь в постель и спать много дней подряд. Спотыкаясь, я ковыляю к Петре; она свернулась калачиком, закрыла голову руками, поэтому я не вижу ее лица. Наверное, это и к лучшему. Меня и так мутит, вряд ли я смогу спокойно смотреть на лицо Петры, которое превратилось в кровавую кашу. И все-таки нужно, чтобы она поговорила со мной и рассказала, что случилось, пока отец спит.

— Петра, — шепчу я. Потом повышаю голос: — Петра! — Опускаюсь на колени, кладу руку ей на плечо. Мои пальцы в запекшейся крови — сколько я ни вытирал руку о шорты, кровь до конца не стер. — Петра, это я, Бен. Пожалуйста, проснись. Мне нужно с тобой поговорить.

Она стонет, кажется, ей даже слушать чужой голос и то больно.

— Все хорошо, Петра. Ты в безопасности. Я больше не позволю ему тебя обижать.

Я оглядываюсь на отца — он еще спит. Петра снова стонет, и я глажу ее по плечу. Она тихо плачет.

— Ма-ма…

Стараюсь ее успокоить:

— Скоро ты увидишь маму, Петра… Скажи, кто это сделал? Мой отец? — Нет ответа. — Петра, пожалуйста, ответь. Мой отец тебя обидел? Кто привел тебя сюда?

Нет ответа. Я вздыхаю и сажусь на землю. Хорошо, что она может говорить и плакать — значит, она не умирает? Петра хорошая девчушка, хоть и малявка. Надо отдать ей должное, они с Калли отлично ладят. Нелегко дружить с девочкой, которая не говорит. Но Петре молчание Калли как будто совсем не мешает. Они играют как ни в чем не бывало, веселятся, как любые девчонки-первоклашки. Разве что говорит за двоих только Петра. Когда они играют у нас, Петра часто подходит ко мне и спрашивает:

— Бен, можно нам с Калли взять твою бейсбольную перчатку и биту?

Или:

— Калли плохо себя чувствует. Где твоя мама?

На самом деле, если задуматься, это просто удивительно. Когда Петра рядом, я почти не волнуюсь за Калли.

Они часто гуляют, взявшись за руки и сдвинув головы. Как будто у них серьезный разговор. Иногда мне даже кажется, что Калли не говорит только с нами. Может, они с Петрой все это время разговаривали по-настоящему?

Как-то я спросил Петру:

— Калли когда-нибудь говорила с тобой?

— Мы с ней все время разговариваем. — Петра пожала плечами, как будто не видела в их отношениях ничего необычного. — Только не словами. Я знаю, о чем думает Калли, а она знает, о чем думаю я.

— Странно, — заметил я.

— Да, наверное, — согласилась она.

— По-хорошему странно, — уточнил я. Когда Петра рядом, мне легче живется. Мне не хочется, чтобы Петра считала себя ненормальной, не такой, как все, из-за того, что она дружит с Калли.

— Да, по-хорошему странно, — согласилась Петра и поскакала к тому месту, где ее ждала Калли.

Для меня их отношения — загадка. Я глажу Петру по плечу, и она сжимается в комок, снова тихо плачет и стонет.