Человек среди людей - Яков Коломинский (1973)

Ему тогда вполне резонно возразили, что у наших детей под влиянием коллектива воспитывается внутренняя потребность поступать так, а не иначе, что усвоенные моральные принципы становятся собственными принципами человека, требованиями, которые он сам к себе предъявляет. Но во всем этом надо было разобраться более конкретно, и спор о конформности и свободе личности перешел из области словесных дискуссий в сферу кропотливых экспериментов.

Впрочем, нам с вами теперь очень полезно принять участие именно в словесной дискуссии, чтобы прежде всего выяснить, о чем, собственно говоря, идет речь.

— Знаете, — предложил кто-то из участников дискуссии, — чтобы не запутаться, пусть каждый свою точку зрения проиллюстрирует каким-то литературным примером.

— Очень хорошо. Я думаю, что лучше всего о конформности сказал Андерсен. Помните «Новое платье короля»? Два обманщика это очень остроумно придумали: мол, платья, сшитые из сотканной ими ткани, обладают удивительными свойствами: «Их не может видеть человек, который не справляется со своими служебными обязанностями или же просто очень глуп, — для такого они превращаются в невидимки». И конечно, «ни один человек не хотел признаться, что ничего не видит, опасаясь, как бы не подумали, что он не справляется со своими служебными обязанностями или слишком глуп…». Только ребенок, которому терять было нечего, чистосердечно воскликнул знаменитые теперь слова:

— А ведь король-то голый!

— Позвольте, — вскочил другой участник этой не совсем застольной дискуссии, — значит, по-вашему, конформность, попросту говоря, приспособленчество, лицемерие? Сознательный обман? Недаром те, кто так понимает это явление, даже слово это произносить как-то стесняются. Мне приходилось читать научные труды о конформности, где опасаются называть черта по имени. Нет, конформность — это… Впрочем, я тоже лучше прибегну к помощи Андерсена, но только к другой сказке. Меня выручит Дюймовочка, которую похитил майский жук…

«Он, — рассказывает Андерсен, — уселся с Дюймовочкой на самый большой лист, угостил ее сладким цветочным соком и сказал, что она очаровательна, хоть и ничуть не похожа на майского жука. Потом к ним прилетели гости — другие майские жуки, которые жили на том же дереве. Они разглядывали Дюймовочку с головы до ног, и барышни шевелили усиками и говорили:

— У нее только две ножки! Какое убожество!

— У нее даже нет усиков!

— Какая у нее тонкая талия!

— Фи, она похожа на человека! Как она некрасива! — твердили в один голос все дамы.

На самом деле Дюймовочка была прелестна. Это находил и майский жук, который принес ее на дерево; но когда все остальные сказали, что она безобразна, он под конец сам поверил этому и не стал держать ее у себя — пусть идет, куда знает, решил он…»

Вот кто настоящий конформист — майский жук! Он изменил свое мнение, сам того не желая, непроизвольно. Когда все сказали, что Дюймовочка некрасива, она на самом деле показалась ему некрасивой…

— Да, здесь и в самом деле что-то есть, — задумчиво проговорил один из присутствующих, большой любитель научной фантастики. — Но знаете, может быть, конформность проявляется яснее всего тогда, когда на человека персонально вообще никто не «давит» так, как эти усатые барышни на беднягу жука. Конформист — это тот, кто уступает даже воображаемому давлению. Он спешит ответить социальному ожиданию… Впрочем, не буду нарушать уговора. Есть в «Марсианских хрониках» Рэя Брэдбери удивительная новелла «Марсианин». Это рассказ о существе, которое лишено собственной личности, личностной определенности и самостоятельности. Марсианин постоянно меняется в зависимости от желаний того человека, в сферу влияния которого попадает.

Старики тоскуют о своем умершем сыне, и Марсианин, оказавшийся поблизости, принимает облик их Тома.

— А кто ты такой на самом деле? Ты не можешь быть Томом, но кем-то ты должен быть! Кто ты? — вопрошает отец.